Наследник пепельной собаки

— Хундендорф, — эхом вздохнул Родя и приткнулся к горячему боку Задорки. Голубые звезды висели низко, вкусно пахло клевером, и он подумал, что плен — это не так уж и плохо.

Глава двенадцатая

Болотные фиалки

Но на самом деле плен оказался совсем не праздником, как представилось Роде в первую ночь.

Каждое утро Задорка поднимала его ни свет ни заря и гнала в далекое поле или в густой лес. Тонкий сеттериный нюх, настроенный на птицу, страдал от грубого запаха зверей. Подушечки лап, не приспособленные к ходьбе в лесу, болели. К тому же, Задорка оказалась очень молчаливой, и Родя слышал от нее только короткие команды. Да и те он научился понимать не сразу.

— Натекай! — Провывала она. — В кубло! Иди по сакме!

Родя терялся, сбивался и получал хорошую трепку. Из-за такого непонимания он сначала даже чуть не умер с голоду. Каждый вечер Задорка грозно кричала ему «Дбруц!», и он робко съеживался. И только через неделю выяснилось, что таким окликом гончих зовут к еде.

Да и все остальное оказалось вполне простым: натекать означало нападать на след, кублом звалось логово зверя, а сакмой — вонючий след волка.

Спасало Родю только замечательное чутье, о котором, конечно, не могла мечтать ни одна гончая. За него Шумило и Задорка прощали ему ошибки и удивительную, на их взгляд, тупость.

С Родей свора стала жить припеваючи, потому что ни одна охота не пропадала впустую. К чужаку постепенно привыкли, не обижали, но самому ему с каждым днем становилось все тоскливей.

Где Ёжа? Что стало с Алексом? Неужели хердеры их все-таки поймали? А родители, наверное, давно забыли его и завели себе новых щенков. Но, главное, как теперь добраться до заветного луга?

Несколько раз под видом охоты Родя пытался уйти в сторону дома, но каждый раз его ловила бдительная Задорка.

И все-таки однажды под утро, когда собаки спят особенно крепко, а запахи растений необычайно сильны, его разбудило осторожное покусывание прута. Родя осторожно втянул воздух и в густом аромате ночной фиалки различил родной запах Страшного Зверя Ежевики. Умница Ёжка старательно вывалялась в этом, самом пахучем ночном цветке, чтобы сбить с толку гончих.

Ловко виляя длинным тельцем и мотая ушами, она дала ему знать, чтобы завтра он постарался попасть на болото, где растут фиалки, и так же неслышно, как появилась, снова скрылась в предрассветном тумане.

В это утро Родя искал зверя с особенной ловкостью и убедил Задорку, что в самом центре Поганого болота сейчас разместилось кубло одинца — одинокого матерого волка.

— Так уж и на болоте? — фыркнула Задорка.

— Разве я когда-нибудь ошибался? — высокомерно задрал хвост Родя. — Говорю тебе, на самом болоте. Не веришь, сейчас сам пойду и проверю.

— Иди, иди, — разрешила Задорка, а сама подумала: «Да хоть бы сожрал его этот одинец! Надоел хуже горькой редьки! Только таскайся за ним, а сама уже забыла, как и зверя гоняют!»

Задорка села на краю болота и принялась с упоением грызть вкусную можжевеловую ветку. Древесина ее, как известно, выгоняет из собачьих внутренностей всякую заразу.

Родя же, легко ступая с кочки на кочку, стал красться по болоту. Погони он не боялся: болото не выдержит веса взрослой гончей. Да будь он и сам чуть постарше — провалился бы, а пока и ему, и Ёжке дорога туда открыта.

Он шел на запах фиалок и действительно в одном особенно густом их кусте увидел черные бусины Ёжкиных глаз.

Они радостно облизались. Затем, после нескольких первых радостных мгновений Родя вдруг забеспокоился.

— Времени у меня мало, — поспешно проурчал он. — Алекс жив?

— Жив, жив! Мы уже неделю бродим около и гадаем, как тебя вытащить.

Родя насупился.

— Не выпустят они меня.

— Просто не выпустят, а если устроить все так, как придумал Алекс, то можно попробовать. Ты ведь учился в школе, а они тут все самоучки, так что все должно получиться. Только ты ничего не бойся, будь умницей, не теряйся — и все обойдется. А главное — никак не показывай, что нас знаешь!

Глава тринадцатая

Испытание

Вернувшись, Родя сообщил, что одинец умер от старости, и чтобы сменить тему, побыстрей натёк на след двух лисовинов. Все были довольны, и ничего не подозревающая свора, как обычно, спокойно расположилась на ночь.

Но против всяких обыкновений на следующее утро долину гончих огласил зычный бас.

Сердце Роди отчаянно заколотилось: это был голос Алекса.

И действительно старый бульмастиф важно шел через расступавшихся псов, направляясь прямо к Шумиле. За Алексом семенила Ежевика.

Перед вожаком они остановились, и Ёжа быстро скользнула вперед.

— Многоуважаемый потомок собаки Святого Губерта! Являясь дальнею вашей родственницей, смиренно прошу выслушать предложение великого воина Алекса Мудрого…

— Ну, пошла языком чесать, — проворчал Шумило и, почесавшись, ловко выкусил очередную блоху. — Чего тебе, старче, говори прямо, у нас гон на носу!

— От имени ветеранов Хундарики прошу тебя отпустить с нами твоего слугу, ирландца Рёдмирана Ибсена!

— Это Сёмку, что ли? На что он вам, боевым ветеранам, сдался?