Если ты, Олейникова, в гарем к турецкому султану собралась или еще куда поближе, это твое личное дело. А Ляльку оставь, пожалуйста, в покое. — Лиза прекрасно умела говорить Бабушкиным голосом, и обычно на противника это действовало ошеломляюще. Вот и сейчас с Нины-Резины слетела вся важность. Но сдаваться так просто она не собиралась:
Ну и пжалста. — Верблюд Арнольд бы обзавидовался, глядя на такое фырканье. — Детский садик. Без вас обойдусь. Вон, он уже на месте. Ой, Лялька, глянь, какая тачка кру- та-а-ая...
Лялька нерешительно завертела головой.
А тебе, Лялька, скажу по большому секрету — там твоя мама идет, — добавила Лиза для верности. — Она ¥хеня у гардероба поймала, спрашивала, ты домой пошла или нет, и почему без меня?
У Ляльки в глазах замерцал панический ужас, как у затравленной лани. Она выдернула руку из цепкой хватки Нины-Резины и со всех ног припустила в сторону Дворцового моста.
Лиза, не обернувшись, помчалась за ней, но едва Лялька в три длинных прыжка пересекла Невский, как зеленый на светофоре сменился красным. Нина-Резина что-то крикнула им вслед, но разбирать было решительно неинтересно. Лялька ввинтилась в подкативший троллейбус, а Лиза осталась на другой стороне. Промчавшаяся маршрутка чуть не окатила ее грязной водой из лужи — принцесса Радинглен- ская еле успела отскочить.
«Ну вот, наврала с три короба, — печально подумала она. — Лялька на меня обидится на всю оставшуюся жизнь. Она и так из-за этого несчастного конкурса целый день дулась!» От мысли про конкурс Лизе сделалось еще холоднее. Ветер злорадно бил ей в лицо, так что на глазах даже слезы выступали. Следующий троллейбус подошел не сразу, и Лиза хоть и забилась под навес, все равно совсем замерзла. Втиснувшись в переполненный троллейбус, она уставилась в забрызганное стекло. Ветер яростно гнал по Дворцовой площади какие-то сорванные куски полиэтилена, опрокинутую полосатую палатку, сломанные ветки. Потом троллейбус, кряхтя и стеная, пополз по Дворцовому мосту, и Лиза увидела, что вода и впрямь поднялась — вон даже ступенек там, где раньше были львы, и то не видно — только свинцовые волны набегают. От пустых постаментов Лизе сделалось не по себе. Все-таки со львами она дружила, однажды даже каталась на них в полнолуние — правда, всего один раз, больше Филин не разрешал. Да, честно говоря, и того одного раза с избытком хватило. Интересно, может, и сфинксов у Академии художеств тоже убрали? И грифонов? Лиза изо всех сил вгляделась в набережную, но тут троллейбус свернул на Стрелку и все заслонила чья-то просторная спина в пальто.
По Васильевскому острову троллейбус опять потащился вкруговую, по перерытым улицам, огороженным красными флажками и заборами. Пассажиры ворчали и приглушенно переговаривались. Лизе опять померещилось слово «крысы» — захотелось срочно заткнуть уши. «Послышалось, наверно», — с надеждой подумала она. На заборах то и дело попадалась одна и та же афиша, совсем свежая и такого яркого жел- то-оранжевого цвета, что на общем сером фоне ее было видно за километр. Только вот сквозь исполосованное дождем стекло было не разобрать, что там написано. И кто в такую жуткую погоду афиши придумал клеить?
Уже на Петроградской над крышей троллейбуса что-то вжикнуло, он качнулся и встал так резко, что все чуть друг на друга не попадали, а Лизе кто-то больно наступил на ногу тяжелым грязным ботинком размера так сорок пятого.
— Троллейбус дальше не пойдет, просьба освободить салон, — угрюмо оповестил водитель. — Обрыв проводов. — И совсем неофициально добавил: — Эх, жизнь-жестянка...
Лиза обреченно выбралась в грязь вслед за ворчащими и причитающими пассажирами. «Ничего, пешком как-нибудь доберусь, или, может, трамвай подойдет», — утешала она себя.
Почему-то здесь ветер был еще сильнее, чем на набережной, — или, может, на набережной уже вообще шторм? Лиза медленно пробиралась по лужам вдоль домов по проспекту Добролюбова, а ветер злобно швырял ей в лицо холодный дождь и все старался сбить с ног.
Над головой что-то гулко гремело. Но какая может быть гроза в сентябре? Лиза задрала голову: это ветер мчался по крышам.
Впереди замаячила оранжевым пятном все та же афиша. А еще шагах в двадцати впереди под проливным дождем стоял расклейщик в капюшоне и с отсутствующим видом, как автомат, разглаживал на мокром строительном заборе следующую такую же афишу. Лиза отплюнулась от дождя, заливавшегося уже и за шиворот, и присмотрелась. Какой-то детский музыкальный фестиваль «Петербургская осень», ерунда... Или не ерунда? Стоп-стоп-стоп, ведь директор-то в школе говорил, что позвонят с фестиваля. И что Лиза займет первое место. Хотя она там даже не участвует. Это как же понимать?
За спиной у Лизы грохнуло железом. Она подпрыгнула. Тяжеленная крышка люка начала подниматься, как будто снизу лезло поспевшее тесто.
На асфальт широким потоком хлынула бурая вода.