Настоящая принцесса и Снежная Осень

Понимаешь, родится сестренка, а папа твой все время на работе, — задумчиво сказал Филин. — Я, знаешь ли, наблюдал вблизи ма­леньких детей — трудно с ними. Так что же, маме все одной? Иногда ведь даже за хлебом некогда выйти...

Костя заерзал.

— Ты, конечно, можешь иногда и отсюда к родителям заходить помочь, — продолжал Фи­лин. — В общем, решим. А теперь прости, что- то я себя неважно чувствую. Холодильник к тво­им услугам. Захочешь спать — устраивайся на диване в библиотеке. Белье сейчас дам. — Фи­лин поднялся и сделал пробный шаг вверх по крутой деревянной лесенке, которая вела из кух­ни в его комнату на башенке, — ничего, идется, только температура, кажется, лезет... Ох, некста­ти... Не подействовал порошочек, а все Мелисси- ны снадобья остались в Радинглене...

Стемнело в тот вечер стремительно, как в театре, когда люстры гаснут. А дождь все не унимался.

Из Филинского окна площадь Льва Толсто­го казалась одной огромной бездонной лужей. В ней отражалось мокрое черное небо. Машин на площади не было.

Когда во всей квартире с громким щелчком по­гас свет, был уже вечер. Лиза, решив не боять­ся, зажгла на кухне свечку, пристроив ее в ро­зетку для варенья, потом разумно и хозяйствен­но проверила пробки — все было в порядке. Вдохнув поглубже, она отважилась позвонить в аварийную — как-никак она дома за старшую и надо проявлять самостоятельность. И тут ока­залось, что телефон тоже не работает — даже гудка не было. Никакого вообще.

Лизе стало не по себе. Она сразу вспомни­ла, что так и не дозвонилась Левушке, что Ба­бушка в Радинглене и почему-то до сих пор не вернулась и что наводнение и крысы. И дождь и ветер за окном стали очень громкие, а окна не горели во всем дворе, и только кое-где ходи­ли со свечками — было видно, как в чужих окнах тени качаются. И сколько Лиза ни руга­ла себя, сколько ни вспоминала действитель­но неприятные истории, в которые ей случа­лось попадать в последнее время, — станови­лось только хуже. у

Подумаешь, света нет! — строго и вслух сказала себе Лиза. — Ну и не надо. Ну и пожа­луйста. Ночью свет не нужен. Все равно никто не позвонит, можно смело чистить зубы и ло­житься спать. — Она посмотрела в Бабушкино большое трюмо и на всякий случай показала себе язык — для бодрости.

Но отражение, слабенько озаренное свеч­кой, в ответ состроило кислую гримасу. За спи­ной у него качалась и кланялась высокая тень.

Но-но-но! — дрожащим голосом погрози­ла ему Лиза. — Кто спать-то весь день хотел? Вот иди и спи, твое высочество. А завтра мы все вместе посмеемся над этой дурацкой историей.

Телефон зазвонил.

Андрей Петрович! — обрадовалась Лиза и в следующий момент испугалась. — Ой, а что у вас с голосом?!

Простыл немного, — кратко ответил Фи­лин, но Лиза ясно слышала, что вовсе не немно­го. — Лизавета, бабушка просила передать, что останется сегодня в Радинглене. Так что не вол­нуйся.

Не буду, — горячо пообещала Лиза и при­кусила губу. Андрею Петровичу и так там плохо, еще не хватало носом в телефон хлюпать. Она все- таки надеялась, что Бабушка сегодня вернется.

Хочешь прилечу? — неожиданно предло­жил Филин. — Нехорошо, что ты /дома одна...

Еще чего! — Лиза гордо задрала нос. — Мне совершенно не страшно, я совсем не волну­юсь и сейчас пойду спать, а вы тоже идите ляг­те и болейте как положено, — велела она Бабуш­киным голосом. От Бабушкиного голоса ей ста­ло совсем спокойно.

Я, собственно, уже лежу и сейчас пойду лягу обратно, — послушно согласился Филин. — Спокойной ночи, Лизавета. Если что — звони. И просто так тоже звони.

Но позвонить «если что» и «просто так» ока­залось невозможно — телефон, как выяснилось, работал теперь только в одну сторону — Лиза проверила сразу, как только Филин повесил трубку. А спать совсем не хотелось.

Лиза пошла в кухню, залезла в отключивший­ся безмолвный холодильник и начала при свечке выставлять на стол все, что там нашлось, — сыр, варенье, винегрет, колбасу, сок, холодные блин­чики...

***

В заведении «Жабы и Богданович» было пусто­вато, хотя в Амберхавене обычно в одиннадцать вечера жизнь еще только начиналась. За разве­систым цветущим кактусом у окна пан Лисовски полушепотом обсуждал какие-то бумажки с ро­беющей дипломанткой. А в закутке у самой стой­ки за столиком на одну персону рыжий первокурс­ник в белом свитере сосредоточенно стучал по клавиатуре ноутбука — только пальцы мелькали. Время от времени рыжий шуршал объемистой книгой с маятником на обложке.

Хозяин заведения Богданович, напевая себе под нос, предавался извечному барменскому за­нятию — протирал бокалы — и прислушивался к разговору рыжего с компьютером. Телевизор у него за спиной беззвучно мельтешил новостями. Тихо пылилась на полочках по стенам подобрав­шаяся за несколько веков коллекция разнообраз­ных жаб — от хрустальных до плюшевых. Глав­ная жаба Джабба, налакомившись улитками до полной невменяемости, дремала в террариуме.

Вот это сохрани, — говорил рыжий, — а потом новый документ создай мне, пожалуй­ста, и табличку в нем сделай в пять столбцов.