Настоящая принцесса и Снежная Осень

Постой, — вполголоса велел Богданович и вытащил из большой стеклянной чаши на стойке два сцепленных брелочка-бубенчика. — Вот тебе, — он расцепил брелочки и один бро­сил Инго, а второй прикрепил к своей кожаной жилетке. — Если что — сигналь.

Фробениус уже о чем-то уговорился с Лисов- ски и толстяком и спешил к стойке.

Ну что, все-таки поедете, Инго? — спро* сил он. — Я бы вас кратчайшим путем через Радинглен переправил, но боюсь, его от Питера тоже отрезало. А вообще — смотрите, там ведь и без вас разберутся, дело опасное...

Мне бы поскорее, — умоляюще сказал Инго.

Поскорее так поскорее, — Фробениус успокаивающе закивал. — Вот сейчас Танидза- ки-сан подбежит, и мы вчетвером вас за милую душу... Простите, я забыл, вы кофе без сахара пьете?

Да, — удивился Инго. — Только мне уже больше некуда.

Один глоточек придется. Богданович, нам, пожалуйста, пять эспрессо, один вон в ту чашку, — попросил Фробениус.

Богданович, не оглядываясь, протянул руку к полке, на которой выстроилось в ряд десятка два сувенирных кружек: Прага, Зурбаган, Иеру­салим, Синдбадия, Иллирия, Эмпирей, Гам­ме л ьн, Оксенфорд, Нью-Йорк, Катманду...

Нет-нет, левее, — Фробениус привстал на цыпочки и сощурился. — Этак ведь в Венецию угодить можно. Что совершенно излишне.

Богданович плеснул немного горячего кофе в кружку с изображением Медного Всадника и вручил Инго. Фробениусу, Лисовски, толстяку и подоспевшему Танидзаки бармен невозмути­мо раздал фирменные зеленые чашечки.

Готовы? Куда именно вам надо, точно ре­шили? — Фробениус ласково посмотрел на Инго

снизу вверх. — Тогда пейте. До свидания, Инго. Удачи вам.

Инго заглянул в кружку, пожал плечами и глотнул кофе.

От радужной вспышки Джабба проснулась и недовольно вздохнула всем брюшком. Суета сует...

Прочая публика в баре даже не оглянулась — здесь и не такое видывали. Фробениус взобрал­ся на освободившийся табурет у стойки.

Который час? — поинтересовался он у бар­мена.

Одиннадцать пятнадцать, — Богданович вытащил из жилетного кармана серебряные часы на цепочке. — А в Петербурге уже четверть второго. — Он еще раз сверился с часами, потом что-то прикинул, зажег белую овальную, как яйцо, свечку в старинном подсвечнике в виде гнездышка, пылившуюся рядом с кружками, и стал бережно заводить часы.

Давайте-ка мы с вами, Фробениус, объяс­ним друг другу, почему мы так легко согласи­лись отправить мальчика в это пекло... — бар­мен говорил так тихо, что его не услышала даже жаба в террариуме. — Как это он нам так голо-

* вы-то заморочил, а? Ведь он вроде бы ничего такого и не говорил...

Стыд и позор нам, — печально отозвался Фробениус, глядя в пустую зеленую чашечку с черным кругом на дне. — Ведь поняли же уже, что способный словесник, — так надо было ухо востро держать. Мне в его возрасте для этаких фокусов пришлось бы сочинять заклинание с «Одиссею ^размером... И все бы заметили и на смех подняли...

А он просто попросил, и мы, как милень­кие...

-Да.

Вот талантище... Вернуть никак?

Смеетесь?!

Пропадет же!

Фробениус опустил глаза и повозил чашку по стойке.

Не пропадет. Во-первых, в Петербурге сейчас Глаукс, а они в паре очень неплохо рабо­тают. Во-вторых, талантище. В-третьих, Богда­нович, этот мальчик так решил...

В-четвертых, судьба, — замогильным го­лосом отозвался бармен и театрально закатил желтые глаза. — Фатальный рок.

В-пятых, пространственники туда кого- то отправят, — веско отозвался Фробениус и слез с табуретки.

В-шестых и в-седьмых... — пробормотал Богданович. Это прозвучало как крепкое руга­тельство. — Шляпы мы с тобой, Джабба, — тихо сказал он, повернувшись к аквариуму. Жаба вздохнула, не открывая глаз. — Думать надо было. А ведь не стоило его туда отпускать. Не стоило. Одна надежда — там Глаукс...

к-к-к

Над Радингленом моросил дождь. Он так мерно и убаюкивающе постукивал по крыше карауль­ной будки, что стражник начал потихоньку кле­вать носом. Да и тусклый огонек фонаря, пока­чивавшегося снаружи на кованом крюке, тоже как будто засыпал — мигал и гаснул, вскиды­вался и опять мигал. На пустынном перекрест­ке Трилистника послышались легкие шаги. Стражник сонно заморгал: по блестящему бу­лыжнику легко и стремительно скользила жен­щина в длинном плаще с капюшоном. Плащ се­ребрился от дождя и даже как будто светился изнутри.

Не иначе, привидение Бессонной Дамы. Бедная, несчастная... — невнятно пробормотал стражник и вновь задремал под песенку дождя.

А дама поспешила дальше, ни на миг не те­ряя царственной осанки. На шаг впереди нее черной тенью стлался кот.

Разгильдяи, — сердито, но все-таки не повышая голоса, сказала дама, миновав спяще­го стражника. — Караул называется...

Ее величество Таль, королева-бабушка, огля­делась и щелкнула кнопкой электрического фо­нарика. В экстренных случаях цивилизация бы­вает очень кстати. Над крыльцом, отражая свет, покачивалась и позванивала от дождя вырезан­ная из тонких медных листов раскрытая книга.

Дверь распахнулась прежде, чем королева взялась за дверной молоток.

В глубине комнаты замигала от ворвавше­гося ветра свеча, и по темным стенам закачались тени.