Наступит день

— Да, эти слова лягут тяжким грузом на его голову. Я таки нашел его слабую струнку. Опять заведу с ним разговор и выужу у него еще кое-что. А ты должен мне помочь. Таково поручение серхенга Сефаи.

Заметив вошедшего в чайную Явера Азими, Гусейн Махбуси сказал нарочито громко:

— Выйдите на воздух, господин Софи! Голова у вас разболится… Выйдите на воздух!

Софи Иранперест поднялся и, пошатываясь, вышел из чайной.

— Откуда взялся этот болтун? — пожаловался Гусейн Махбуси. — Голова от него разболелась.

— А кто он такой? — заинтересовался Явер Азими.

— Это редактор газеты Хикмата Исфагани "Седа". Выезжая куда-нибудь, господин всегда берет его с собой, но по дороге нередко выбрасывает. Затем заставляет его рассказывать о своих дорожных приключениях. А этот, как шут, ублажает его всякими небылицами.

Послышался скрип дверцы за занавеской, а затем голос сертиба:

— Ну как? Машины все еще нет?

— Нет, господин сертиб, — покорно ответил Гусейн Махбуси. — Спите спокойно, мы вас разбудим, как только она прибудет.

— Уже третий час! Они давно должны были приехать. Уж не случилось ли с ними чего-нибудь?

— Все может быть, господин сертиб. Путь-то далекий. Возможно, заночевали где-нибудь… Не покушаете ли плова, господин сертиб? Замечательный плов.

Сертиб подошел к столу и неохотно съел несколько ложек плова

— Вы заработались в Тебризе, сертиб — сказал заискивающе Гусейн Махбуси, — Дело оказалось запутанным и трудным.

— Да, вы правы! Мне все еще трудно поверить, чтобы можно было так бессовестно оболгать человека!

— В нашей стране все возможно, сертиб! Проклятая страна! Мало ли у нас людей, которые даже родную мать продадут за грош!

Сертиб не мог определить, искренне сказаны эти слова или преследуют какую-нибудь провокационную цель.

Он до сих пор не сумел раскусить Гусейна Махбуси, который порой казался ему простодушным и наивно болтливым, как ребенок. Кроме того, сертиб не принадлежал к числу тех, кто по первому впечатлению определяет человека. Самым мучительным для него было подумать дурно о человеке, который мог оказаться хорошим. Резкие слова, которые вырвались у него недавно по адресу Гусейна Махбуси, казались ему теперь неуместными. Ему было от них тяжело и неловко.

— Ты тоже отдохни немного, парень, — проговорил он мягко. — И я посплю. — И он снова ушел за занавеску.

"У-у, бестия!.. Стреляный воробей!.. — подумал Гусейн Махбуси. Нарочно ушел, чтобы не выдать своих мыслей и намерений".

Для Гусейна Махбуси, человека без всяких убеждений и принципов, сертиб Селими был не более как жертва.

Включая Махбуси в состав комиссии, которая направлялась на расследование одного дела в Тебриз, серхенг специально поручил ему не спускать глаз с сертиба, примечать каждый его шаг, запоминать каждое слово.

Гусейн Махбуси прекрасно понимал цели серхенга и успел собрать достаточно богатый материал, но уход сертиба Селими все же раздосадовал его. Махбуси был жадный, неутомимый доносчик.

Несмотря на перенесенные в пути лишения и страшную усталость, Фридун спал неспокойно, часто просыпался и снова засыпал. Даже после того как все улеглись и наступила полная тишина, Фридун находился как бы в полусне. Не спал лишь один хозяин чайной. По поручению сертиба он все прислушивался, не едет ли машина, и часто выходил посмотреть на дорогу. Услышав наконец далекий шум мотора, он поспешно вышел и вскоре вернулся с четырьмя новыми гостями.

Фридун открыл глаза и приподнялся, но, ничего не разобрав в полутьме, снова лег и притворился спящим.

— Позови сертиба! — приказал один из вновь прибывших. Но сертиб уже сам вышел на голоса.

— Как вы опоздали, сударь! — сказал он и, не дожидаясь объяснений, спросил: — Передохнете здесь или поедем дальше?

— Лучше ехать сейчас, по холодку! — ответил прибывший и вышел из чайной.

Сертиб поднял своих спутников. Больше всего хлопот причинял Софи Иранперест, которого пришлось стащить с лавки за ноги.

Немного спустя автомобильные фары, точно две пары огненных глаз, осветили дорогу на Тегеран.

Машины помчались на юг и исчезли во мраке пустыни. Только лучи, порой прорезавшие тьму на поворотах и тут же гаснувшие, показывали их стремительное движение.

Лишь после этого Фридун крепко заснул.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Проспект Стамбула, одна из центральных улиц Тегерана, кишел народом. На тротуарах, возле магазинов, толпились мелкие торговцы, громко зазывая покупателей. По мощеной камнем мостовой беспрерывно сновали взад и вперед фаэтоны, легковые и грузовые автомобили.

Жалобные голоса нищих, выкрики продавцов воды, газетчиков, коробейников оглушали прохожих:

— Подайте на хлеб!

— Кому холодной воды!

— Американские чулки! Высший сорт!

— Последние известия!.. Новая речь Геббельса!

Был час наиболее оживленной торговли.

Хикмат Исфагани шел с удивительной для его жирного тела легкостью, казалось, не слыша всех этих выкриков. Он шел, беспрерывно отирая носовым платком пот со лба, с подбородка, на затылке. Одет он был в костюм из тонкой чесучи. На голове у него была панама, которая делала его похожим скорее на европейского туриста, чем на иранского помещика и коммерсанта.