Наступит день

— В чем я провинился, ваше величество? Я…

Реза-шах не дал ему договорить.

— Собачий ты сын! Кто тебе разрешил отпустить семь с половиной миллионов на постройку?

— Я подписал ассигнование по приказу вашего величества, едва овладел собой министр.

При этих словах Реза-шах изо всех сил ударил его по лицу.

— Болван! Ты думаешь, я не знаю о твоих проделках? Мне нужна армия, нужно вооружение, а ты на что, тратишь средства?

Министр финансов отступил назад. Но, тут же вспомнив о судьбе сердара Асада и Теймурташа, вспомнил о темнице, подавил вспыхнувшее было чувство протеста и смолчал.

Повелительным жестом Реза-шах указал ему на дверь:

— Вон!..

Когда министр финансов вышел, шах резко повернулся к серхенгу Сефаи.

— И ты стал на путь предательства? Неужели тебя свело с ума твое высокое положение?

Серхенг молчал. Он знал, что на его голову посыплются все возможные оскорбления, и готов был проявить полную покорность. Впрочем, он давно привык к этому.

— Чего молчишь, как скала? Говори! Послушаем! В Ардебиле крестьяне взбунтовались, а ты что предпринял? В городе открыто призывают население к восстанию, распространяют листовки, а ты что сделал? Думаешь, я о себе беспокоюсь? Ошибаешься! На худой конец поселюсь в какой-нибудь европейской столице и буду жить себе припеваючи. Я о вас пекусь, господа министры, серхенги, везиры! Ведь без меня здесь камня на камне не оставят!..

Воспользовавшись наступившей паузой, серхенг Сефаи прибегнул к испытанному средству — лести.

— Мы хорошо знаем, — начал он с подобострастной улыбкой на глуповато-благодушном лице, — что и наше счастье и счастье всего Ирана зависит от вашего величества и…

— Все это ты отнеси на могилу твоего родителя, купца Сефаи, — с раздражением прервал его Реза-шах. — Ты отвечай мне на вопрос: что ты сделал с ардебильскими бунтовщиками и что творится в городе?

Серхенг Сефаи, хорошо изучивший нрав кровавого повелителя, решил прибегнуть и на сей раз ко лжи. Опытный в этом искусстве, он придал своему голосу интонацию уверенности и твердости.

— Ваше величество, в Ардебиле задержано тридцать человек. Производится следствие. С точностью установлено, что бежавший преступник не кто иной, как перешедший к нам с Кавказа большевик. Он и был зачинщиком бунта ардебильских крестьян. Мы его разыскиваем. А в Тегеране задержан человек, который признался на следствии, что листовку написал лично он…

— Заставить арестованных мужиков под пыткой указать место скрывшегося! Конфисковать имущество поднявшего этот бунт крестьянина Мусы, а самого его выслать из Азербайджана!..

— Слушаюсь! — проговорил серхенг, хотя и ничего не понял из сказанного Реза-шахом, и почтительно склонил голову.

— "Слушаюсь, слушаюсь"! — передразнил Реза-шах серхенга. — А предатели развелись по всей стране. Хорошая, нечего сказать верность!

— Ваше величество, мы истребляем предателей без пощады. Мы обнаружили, что Гамид Гамиди в Тебризе враждебно настроен против престола. Здесь мы держим сертиба Селими под надзором.

При имени Селими Реза-шах насторожился

— Собери всех везиров, видных купцов и помещиков, — повернулся он к Хакимульмульку, — пусть почитают поданную мне докладную записку этого Селими и задумаются, сохранят ли они шапки на голове без меня?

— Слушаюсь, ваше величество!

— Этот господин обвиняет все правительство, сверху донизу, во взяточничестве, казнокрадстве и измене родине, — сказал Реза-шах, обращаясь к серхенгу. — Предлагает учредить на местах органы самоуправления и дать им право контроля над правительственными учреждениями. Требует земельной реформы. Не хватает только этих… "колхозов"… Это открытое предательство!

Почувствовав, что гнев шаха направлен теперь в другую сторону, Сефаи осмелел. Он охотно рассказал шаху о заговоре, который якобы готовил против его величества Гамид Гамиди в Тебризе, и об антигосударственных высказываниях и настроениях сертиба Селими.

— Истребить надо их всех! Выкорчевать! — вскричал шах и спросил после минутной паузы: — Сертиба Селими уже выгнали из министерства внутренних дел?

— Да, ваше величество! — торопливо ответил серхенг, к которому постепенно уже возвращался естественный цвет лица. — Воля вашего величества исполнена!

Реза-шах поднял тяжелую руку: этим движением он давал серхенгу разрешение выйти. Сефаи, склонившись всем телом, вышел, пятясь назад. Хакимульмульк продолжал стоять недвижно. Пощечина, пришедшаяся на долю министра финансов, все еще звучала в его ушах.

Вдруг шах впился глазами в его зрачки,

— Скажи мне, сколько раз в день ты мечтаешь стать шахом? Говори правду!..

— Ваше величество, я ваш преданный раб! — выдавил из себя Хакимульмульк, которому все труднее становилось дышать.

— Преданный раб!.. Скажи мне, скольким властителям был ты преданным рабом за последние сорок лет? Ну!.. Молчишь? Значит, ты считаешь меня ослом! Но ничего! Даже будучи ослом, а расправлюсь со всеми вами!

На губах шаха появилась усмешка. Слово "осел" вновь напомнило ему двустишие.

— Как это сказано у поэта?