Читаем Не бывает плохой погоды. Как вырастить здоровых, выносливых и уверенных в себе детей: секреты скандинавской мамы (от фрилюфтслив до хюгге) полностью

Еще в детстве, во время игр в лесу за нашим домом, у меня на всю жизнь сформировалась тесная связь с природой. Легкий смолистый аромат сосен и кристально чистая ледяная вода в озере навсегда оставили свой след в моей душе. Они вплелись в полотно моей жизни, стали тем, что Ричард Лоув называет «особыми уголками природы, которые мы находим в детстве и всю жизнь носим в своем сердце». По мнению Лоува, эти места формируют нас, заставляют чувствовать себя ответственными за окружающую красоту и вызывают желание защищать ее.

После переезда в США каждый раз, навещая летом отца, я приходила в этот лес. Став матерью, я возвращалась сюда еще чаще – в воображении и в воспоминаниях – потому что, пытаясь понять, какое детство я хочу дать своим дочерям, постоянно вспоминала собственное. Наверное, я рассказывала девочкам об этом лесе чаще, чем осознавала, потому что однажды, когда Майе было шесть, а Норе – три, случилось неизбежное.

– Мама, я хочу сделать то, что ты делала, когда была маленькой.

Майя говорила это, стоя в прихожей дома моего отца, облаченная в дождевик и резиновые сапоги и полностью готовая наслаждаться шведским летом.

– Что ты имеешь в виду?

– Я хочу пойти в лес. Одна, как ты ходила.

– Эм, понятно.

– Можно? Пожалуйста!

– И я, – присоединяется к ней Нора и начинает натягивать сапоги.

Я всегда была достаточно либеральным родителем, и Майя с Норой без всяких ограничений с моей стороны испытывали свои возможности на детских площадках. Я разрешала им лазать по деревьям, большим камням и рисковать в разумных пределах, когда мы ходили на улицу, поскольку знала, что они благоразумны для своего возраста. Я даже позволяла Майе с малых лет играть одной в неогороженной роще у нас на заднем дворе в США. Все мои знакомые были наслышаны о моем вольном шведском детстве. За Майю я не беспокоилась, а вот чтобы выпустить из поля зрения Нору, мне требовался совершенно новый уровень доверия. С одной стороны, я чувствовала, что она готова к чуть большей свободе и ответственности, однако не была уверена, справится ли моя нервная система с таким напряжением. Родители мои наверняка справлялись. В восьмидесятых. Однажды мы с друзьями пришли к выводу, что в те времена наши родители либо горстями жевали «Ксанакс», чтобы пережить наши выходки, либо просто ни о чем не знали. Они предоставляли нам полную свободу действий, позволяли исследовать окружающий мир и самостоятельно играть, и это сделало нас независимыми, уверенными в себе и выносливыми. А еще они укладывали нас спать на животе, им было плевать на велосипедные шлемы, мы ездили в машине без автокресел и даже не пристегнутые, а они тем временем безостановочно смолили Marlboro (кстати, нам сигареты без лишних вопросов продавали в магазинах с девяти лет).

Я оглянулась на отца в поисках совета. Он лишь пожал плечами.

– Почему бы и нет? Что может случиться?

Честно говоря, я не знала. Но я не знала и того, могу ли доверять человеку, который курил свою трубку прямо в нашем Volvo. Этот район был максимально безопасным, а в лесу не было ничего такого, что могло бы навредить девочкам. Они знали, что нельзя есть грибы и трогать змей. (Майя убедилась в этом на горьком опыте, когда в четыре года попыталась погладить безобидного ужа.) Я была уверена, что они не смогут слишком высоко забраться на деревья и что, если одна из них, несмотря ни на что, пострадает, второй будет достаточно легко прибежать за мной. Наверное, больше всего я боялась, что мои дети сделают именно то, что когда-то сделала я со своими двоюродные сестрами: попросту решат прогуляться в глубь леса. Разница лишь в том, что они не знали его так хорошо, как я в их возрасте. А потом я вспомнила, что Нора не очень любит ходить пешком. Вероятность ее желания прогуляться в каком-либо направлении, кроме дома, была крайне мала.

– Ладно. Все хорошо, – сказала я, обращаясь больше к себе, чем к девочкам. – Только не уходите дальше дома на дереве.

Девочки нашли этот дом годом ранее, когда мы вместе гуляли по лесу. Это довольно сложная конструкция, сооруженная двумя соседскими мальчиками и их отцом. Короткая лестница ведет на основной этаж, а вторая позволяет взобраться на крышу, огражденную старым штакетником. В доме даже имеется настоящее окно и собственный почтовый ящик. Из дома моего отца его не видно, но до него не более трехсот футов, так что в случае чего докричаться можно. Идеальное место для девочек, чтобы начинать учиться ответственной свободе в условиях леса.

– Обещаем! – сказала Майя.

И они ушли.

Отец, разумеется, оказался прав. С ними ничего не могло случиться. Но на всякий случай я каждые пятнадцать минут выходила на крыльцо, чтобы послушать их голоса за деревьями. Домой они вернулись примерно через час, мокрые, довольные и заметно осмелевшие благодаря такому опыту. Они придумали себе игру, будто оказались в далекой-далекой стране, где обитали гигантские змеи и страшные динозавры. К счастью, они всех победили и сообщили, что за это я должна выдать им по порции мороженого.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука