Еще в детстве, во время игр в лесу за нашим домом, у меня на всю жизнь сформировалась тесная связь с природой. Легкий смолистый аромат сосен и кристально чистая ледяная вода в озере навсегда оставили свой след в моей душе. Они вплелись в полотно моей жизни, стали тем, что Ричард Лоув называет «особыми уголками природы, которые мы находим в детстве и всю жизнь носим в своем сердце». По мнению Лоува, эти места формируют нас, заставляют чувствовать себя ответственными за окружающую красоту и вызывают желание защищать ее.
После переезда в США каждый раз, навещая летом отца, я приходила в этот лес. Став матерью, я возвращалась сюда еще чаще – в воображении и в воспоминаниях – потому что, пытаясь понять, какое детство я хочу дать своим дочерям, постоянно вспоминала собственное. Наверное, я рассказывала девочкам об этом лесе чаще, чем осознавала, потому что однажды, когда Майе было шесть, а Норе – три, случилось неизбежное.
– Мама, я хочу сделать то, что ты делала, когда была маленькой.
Майя говорила это, стоя в прихожей дома моего отца, облаченная в дождевик и резиновые сапоги и полностью готовая наслаждаться шведским летом.
– Что ты имеешь в виду?
– Я хочу пойти в лес. Одна, как ты ходила.
– Эм, понятно.
– Можно? Пожалуйста!
– И я, – присоединяется к ней Нора и начинает натягивать сапоги.
Я всегда была достаточно либеральным родителем, и Майя с Норой без всяких ограничений с моей стороны испытывали свои возможности на детских площадках. Я разрешала им лазать по деревьям, большим камням и рисковать в разумных пределах, когда мы ходили на улицу, поскольку знала, что они благоразумны для своего возраста. Я даже позволяла Майе с малых лет играть одной в неогороженной роще у нас на заднем дворе в США. Все мои знакомые были наслышаны о моем вольном шведском детстве. За Майю я не беспокоилась, а вот чтобы выпустить из поля зрения Нору, мне требовался совершенно новый уровень доверия. С одной стороны, я чувствовала, что она готова к чуть большей свободе и ответственности, однако не была уверена, справится ли моя нервная система с таким напряжением. Родители мои наверняка справлялись. В восьмидесятых. Однажды мы с друзьями пришли к выводу, что в те времена наши родители либо горстями жевали «Ксанакс», чтобы пережить наши выходки, либо просто ни о чем не знали. Они предоставляли нам полную свободу действий, позволяли исследовать окружающий мир и самостоятельно играть, и это сделало нас независимыми, уверенными в себе и выносливыми. А еще они укладывали нас спать на животе, им было плевать на велосипедные шлемы, мы ездили в машине без автокресел и даже не пристегнутые, а они тем временем безостановочно смолили Marlboro (кстати, нам сигареты без лишних вопросов продавали в магазинах с девяти лет).
Я оглянулась на отца в поисках совета. Он лишь пожал плечами.
– Почему бы и нет? Что может случиться?
Честно говоря, я не знала. Но я не знала и того, могу ли доверять человеку, который курил свою трубку прямо в нашем Volvo. Этот район был максимально безопасным, а в лесу не было ничего такого, что могло бы навредить девочкам. Они знали, что нельзя есть грибы и трогать змей. (Майя убедилась в этом на горьком опыте, когда в четыре года попыталась погладить безобидного ужа.) Я была уверена, что они не смогут слишком высоко забраться на деревья и что, если одна из них, несмотря ни на что, пострадает, второй будет достаточно легко прибежать за мной. Наверное, больше всего я боялась, что мои дети сделают именно то, что когда-то сделала я со своими двоюродные сестрами: попросту решат прогуляться в глубь леса. Разница лишь в том, что они не знали его так хорошо, как я в их возрасте. А потом я вспомнила, что Нора не очень любит ходить пешком. Вероятность ее желания прогуляться в каком-либо направлении, кроме дома, была крайне мала.
– Ладно. Все хорошо, – сказала я, обращаясь больше к себе, чем к девочкам. – Только не уходите дальше дома на дереве.
Девочки нашли этот дом годом ранее, когда мы вместе гуляли по лесу. Это довольно сложная конструкция, сооруженная двумя соседскими мальчиками и их отцом. Короткая лестница ведет на основной этаж, а вторая позволяет взобраться на крышу, огражденную старым штакетником. В доме даже имеется настоящее окно и собственный почтовый ящик. Из дома моего отца его не видно, но до него не более трехсот футов, так что в случае чего докричаться можно. Идеальное место для девочек, чтобы начинать учиться ответственной свободе в условиях леса.
– Обещаем! – сказала Майя.
И они ушли.
Отец, разумеется, оказался прав. С ними ничего не могло случиться. Но на всякий случай я каждые пятнадцать минут выходила на крыльцо, чтобы послушать их голоса за деревьями. Домой они вернулись примерно через час, мокрые, довольные и заметно осмелевшие благодаря такому опыту. Они придумали себе игру, будто оказались в далекой-далекой стране, где обитали гигантские змеи и страшные динозавры. К счастью, они всех победили и сообщили, что за это я должна выдать им по порции мороженого.