Читаем Не бывает плохой погоды. Как вырастить здоровых, выносливых и уверенных в себе детей: секреты скандинавской мамы (от фрилюфтслив до хюгге) полностью

Через несколько дней наступает черед Норы. Она тоже участвует во встрече с педагогом, и у нее спрашивают, что ей нравится в ее детском саду и скучает ли она по США. Однако сначала Эллен, ее воспитательница, задает ряд вопросов, с помощью которых оцениваются успехи ребенка. Проявляет ли Нора интерес к совместной деятельности с другими людьми? Как она показывает уважение к другим людям? Как выражает свои мысли и мнения? Она рассказывает, что Нора в саду выглядит довольной и всегда находит себе занятие, часто вместе с друзьями вроде Керстин, но иногда и одна. Ей нравится делать поделки, рисовать, плести, играть в песочнице и лепить. Эллен хвалит ее моторику, знание шведского языка и говорит, что у нее богатая фантазия и творческие способности. Для Эллен неважно, умеет ли Нора считать до десяти, двадцати или ста, но мы подробно говорим о том, что она проявляет интерес к математике.

Эллен рассказывает, что несколько недель назад Барбро, другая воспитательница, отрабатывала с детьми математические навыки. Она принесла поднос с разными предметами: бабочкой, катушкой ленты, щеткой, игрушечным троллем и несколькими вещами из игрушечной кухни. Детям нужно было объединить предметы в пары и объяснить свой выбор. Нора была первой, и она выбрала бабочку и тролля.

– Сначала Барбро удивилась и не поняла, почему Нора провела такую ассоциацию, – сказала Эллен. – Но потом Нора объяснила, что «они обитают в природе». Мы подумали, что это очень умный ответ.

Мне казалось, что математика в детском саду – это «один плюс один равно два», но воспитатели Норы открыли для меня совершенно новые грани этой науки.

За несколько недель до поездки в Лапландию я останавливаюсь перед садом и паркую машину. Как обычно, все дети гуляют на улице, некоторые гоняются друг за другом на трехколесных велосипедах по мощеной дорожке, некоторые строят замки в песочнице. По своей недавней привычке я какое-то время сижу в машине и наблюдаю за происходящим. Я не сразу нахожу Нору, но потом замечаю ее на красном велосипеде. Она одета в сильно потертые на коленках джинсы, красную футболку и розовую кепку. Она ездит по кругу и, быстро крутя педали, постепенно уменьшает радиус, явно получая удовольствие от скорости и небольшого риска перевернуться. Ее лицо испачкано остатками песка, а джинсы покрыты пятнами от травы. Ей всего пять лет, но за последние месяцы она заметно вытянулась. Детское брюшко быстро сдувается, и она уже просит проколоть ей уши. Всего через три месяца Нора пойдет в подготовительную школу. В этот момент я могу думать только о том, что это последние дни, когда она часами будет играть на улице, лепить куличики, кататься на своем трехколесном велосипеде, раскрашивать веточки, лежать на дереве. Конечно, я хочу, чтобы она выросла, но не могу не спрашивать себя, не слишком ли быстро по возвращении в США ускользнет ее детство?

Я подхожу к зеленой металлической калитке и, видя, как загораются ее глаза и как она улыбается, заметив меня, едва сдерживаю слезы.

ПРОЩАЙ, ЛАЧУГА

Почти шесть месяцев мы прожили в доме площадью 46 квадратных метров с одной общей спальней и крохотной ванной комнатой, где горячей воды хватало ровно на четыре минуты. На фоне моего гардероба минималистка Мари Кондо показалась бы барахольщицей, а большинство жителей города наверняка научились узнавать меня по стандартной униформе: голубым джинсам, высоким шерстяным носкам и лиловой флисовой толстовке, купленным прямо перед отъездом из США. Девочкам хватило меньшего количества игрушек, чем можно было предположить.


Что еще более примечательно, они ни разу не пожаловались на скуку. Бывали моменты, когда я скучала по «старой» жизни (сон в собственной спальне с полностью выключенным светом теперь казался роскошью), но я открыла для себя какую-то новую простоту, которая приносила неописуемое чувство свободы.

В течение последней недели мы пакуем свою жизнь в три чемодана, три рюкзака и три сумки на колесах, а все остальное – в бумажные пакеты: три уйдут на переработку отходов, два – на пожертвования и еще два с остатками еды – моей матери. Ей же достанется и горец, который Нора вырастила в детском саду в обрезанной коробке из-под сока.

Перед тем как уехать, мы в последний раз идем на прогулку в расположенный неподалеку природный заповедник. Как это обычно бывает, если обе девочки гуляют со мной, движемся мы небыстро: вокруг слишком много вещей, требующих их безраздельного внимания. Жучок, тянущий на спине другого жучка. Поваленное дерево, которое так и просит, чтобы на него залезли. Цепочка муравьев, пересекающих тропинку.

– Смотри, Нора! Муравьи объединились, чтобы дотащить еду до муравейника! – кричит Майя, присмотревшись к насекомым.

Однако Нора не обращает внимания, потому что занята поеданием кислицы – любимого детского лакомства среди съедобных растений. Я наблюдаю за ними, сидя на поросшем мхом пне и наслаждаясь каждым мгновением, а еще теплыми лучами послеполуденного солнца.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука