Не властью единой

Ляксей Корота возился у костра, точнее – у большого котла, куда уже закидал только что пойманную рыбью мелочь. Ну, так – с локоть. Все, что покрупнее, оставлялось для запекания на углях.

– Вот вам сомики! – хвастаясь, рыжий Велимудр бросил на траву добычу. – У парней там налимы еще, голавли, язи! У одного Ермилки – ха-ха – щучки!

– И что? Щука нынче не рыба, что ль? – обиделась за Ермила хлопотавшая у костра Добровоя.

Хлопотала девчонка не зря – чистила рыбу, нарезала кусками, – заодно приглядывала за Коротой. Сказали приглядывать, вот она и приглядывала, силясь понять – какой-то он еще кашевар-повар? На самом ли деле умеет или так, врет?

– Ха! – тряхнув рыжим чубом, расхохотался Велька. – Нашла рыбу – щуку! Чай, и повкусней есть.

– Это как приготовить, – обернулся Ляксей. – Можно ведь в горшке полдня потомить, как форельку, вот тогда… О! Еще рыбачок! Как рыбка?

Подошедший к костру Ермил вывалил из подола рыбу – форель, щуки, налимы, много всего.

Украдкою глянул на Добровою, улыбнулся:

– Еще сейчас принесу. Там парни многонько наловили…

– Неси! А мы, Добровоюшка, уж приготовим… Почисти да на досточке разложи… ага…

Парни ушли к реке, Корота же, помешав закипающее варево, уселся на корточки рядом с помощницей. Посмотрел, как та сноровисто чистит рыбку, да, одобрительно кивнув, вытащил нож…

– А ну-ко…

На каждой приготовленной для запекания рыбине Ляксей сноровисто сделал несколько разрезов.

– Это зачем это? – вскинула глаза Войша.

Кашевар улыбнулся, пояснил с охотой:

– В глине будем печь, вон ее тут сколько. А в разрезы жар войдет, все косточки мелкие пропарит, да так, что мы их и не заметим.

– А! Вон оно что. Ну, правильно…

Ага, ага… как будто Добровоя не знала – не ведала, для чего на рыбе разрезы делают! Ну, понятно, речная рыба – костистая, так что уж приходилось крутиться, мягче сделать костье. А то ведь каждую мелочь выбирать – запаришься!

Хитра, хитра девица – старательно дурочкой прикидывалась, задание сотника исполняя!

Сам же господин сотник прогулялся до родника и далее – версты две. Погода хорошая, чего б и не прогуляться-то? Тем более еще и смеркаться не начинало – на ночевку-то нынче встали рано.

Гулял Миша, природой окружающей любовался да думал – приводил в порядок мысли. Добровоя сказала – в ссоре с купцом Мефодием сам Корота и виноват: первый заспорил, в драку полез. Ну, понятно – кто ж себя шулером-то признает? Тут другое главное – все ж была ссора, все ж было чего опасаться Ляксею. Изгой тут почти не соврал.

Дойдя до родника, сотник снял с росшей рядом рябины березовый туесок, напился студеной водицы – аж зубы свело! Повесив туес, оглянулся… и негромко три раза свистнул… Прислушался… Услышал такой же свист…

– Ну, здрав будь, друже! – из ракитовых зарослей, хрустя ветками, выбрался Рогволд. В посконной рубахе, со спутанной бородой и увесистой секирою за спиной, он больше напоминал разбойника, нежели добропорядочного купца. Впрочем, варяги – они такие. Сегодня купец, завтра – разбойник. Сегодня разбойник, завтра – купец. Как пойдет. Всяко.

– И ты будь здоров!

Приятели обнялись и уселись невдалеке от ключа, на ствол поваленной бурей сосны.

Встретились наконец. Теперь обговаривали детали…

– Ты новеньких в караулы поставь, – посоветовал варяг. – Скажи только где. Мы их и…

– Зачем? – с видимым безразличием Миша повел плечом. – Уж лучше во сне… Пусть умрут спокойно.

– Ну, как скажешь, – согласно кивнув, Рогволд расслабленно потянулся. – Хорошо-то как! Птички поют, слышишь?

– Жаворонки?

– Не! Это вот – слышишь – фьи-фьи-фьи – коростель… А вот это уже – жаворонок. А вот и малиновка! Ах, как выводит, ах… Знаешь, Миша, вот у нас в Ладоге… выйдешь, бывало, рано утречком на реку, а там! Так поют – заслушаешься!

Сотник едва подавил в себе удивление. Лицо Рогволда выглядело сейчас таким одухотворенным, какие бывают разве что у поклонников Баха, Моцарта или даже скорее – Рахманинова. Да-да, Михаил ходил как-то в консерваторию на камерный концерт – именно такие лица и были у слушателей!

Вот ведь – Рогволд, Рогволд Ладожанин. Расчетливый купец и – если надо – безжалостный убийца, а как слушает птиц! Как каждая поет – знает. Однако любитель… Сам-то Михаил в этом смысле был – м-да-а… Ну, «Аббу» от «Лед зеппелин» еще мог отличить, но вот от «Бони-М» или «Тич-Ин» – это уже навряд ли.

– Да! – варяг повернул голову. – Верно, тогда уж лучше, чтоб наймитов твоих мои, кто у тебя, убрали… Им-то сподручнее будет.

– Ну да…

– Ты Атли скажи, кормщику, он все устроит. Ладно, пойду я… Как явимся – покричим кукушкой.

Назад, к костру, Михайла тоже возвращался в раздумьях. Вот сейчас, только что, они с Рогволдом сговорились, как половчее убить совершенно невинных людей! И ведь хоть и понятно было, что их, людишек этих, ну вот совершенно обязательно надо убить, и все же, все же… Все же на душе у сотника скребли кошки.

От дурного настроения не спасла и душевная песня, затянутая гребцами уже в сумерках, ближе к ночи, ни вкуснейшая налимья уха, ни тающая во рту форелька… Ляксей Корота не обманул – все ж оказался неплохим кашеваром. Впрочем, не только кашеваром…