Не властью единой

На этот день Журавлевы девки за ягодами не явились. Пришли на следующий – да еще прямо с утра. Ну, так и правильно – покуда не жарко. Хорошо! Облака в небе палевые – дымкой, птички ласково так поют, солнышко еще нежаркое… правда вот, комары, оводы, слепни! Ну, то не страшно – против каждого летучего кусачего гада своя травка есть. Для всех, окромя комаров – от них никакой травки нет, ну, так можно и привыкнуть. Ну, зудят, кусают – куда деваться-то? Платок поплотней завязать…

Плохо, что у Добровои платка нет – у нее – веночек! Утром снова сплела, новый. Славный такой – фиалки, васильки, ромашки… Только управилась, тут как раз и караульщики с докладом:

– Господин сотник, девки! За черникой явились.

– Ну, Воя… удачи тебе! И нам всем…

Девушка поспешно надела на голову венок, туес березовый прихватила – пошла… К болотцу, к черничнику подошла – песню запела. Или завыла – уж как получалось. Мотив не всегда вытягивала, зато – громко! Старалась – издалека слыхать…

Пойдем, девочки,Завивать веночки!Завьем веночки,Завьем зеленые![4]

Вот и журавлевы девчонки услыхали…

Всего их было пятеро. Старшей девочке – лет двенадцать, вся из себя ладненькая, пригожая: в рубашке льняной, с вышивкой, да коса – девичья краса! – цвета меда и солнца, да наборный поясок, да поршни летние – не босиком! И браслетики не из стекла – серебряные. Не из простых девочка, сразу видать. Остальные – чуть проще, лет по десять-восемь, тоже в одних рубашонках льняных – жарко, – в платках белых, в поршнях, а кто в лапоточках – в лесу-то, по буеракам, болотам много босиком не находишь.

– Ой, девоньки… Ягод-то! Давно надо было сюда.

– Ага, давно. Говорят, тут медведицу с медвежатами видели.

– Так, девы, – уперев руки в бока, распорядилась старшая. – Черницу берем, потом – за малиной. Я знаю где.

– Ой, славненько! Киселя навари-и-им…

Кинулись девчонки к ягодам… а тут и песня! Не поймешь откуда – вроде как и далеко, а вроде уже и рядом:

Ты не радуйся, зелен дуб!Ой, не радуйся, зелен дуб!Мы идем гулять к березе,Мы идем гулять к березе!

– Белуша, слыхала? – одна из младших девочек подбежала к старшой. – Песню поет кто-то…

– Слышу, что поют… – насторожилась Белуша. – И песня-то хорошая… Только вот поют как-то коряво… Да зато с душой – громко. Ты не радуйся, зелен дуб! Ты не радуйся, зелен дуб! Оп-оп! – старшая – а следом за ней и подружки – разом хлопнули в ладоши.

Доносившаяся из-за берез песня резко смолкла.

– Кто здесь? – настороженно прокричала Белуша. – Если чужая кто – выходи. Отроци наши тут, рядом.

– Я пою, – Добровоя с венком на голове вышла из-за деревьев. Поклонилась, придерживая венок: – Из Ясенева мы… Может, слыхали? На ладейке в Туров плывем, на ярмарку. Тут вот, невдалеке стали – отдохнуть да водицы испить. А зовут меня – Марья.

– Ясенево? – Белуша наморщила носик. – Как же, слыхала… Это ж далекое далеко!

– Ну, не так-то уж… Ой… – Добровоя смущенно поморщилась. – Я вот петь люблю, да не умею. А тут запела – думала, не слышит никто.

– А мы услышали! Ты от души поешь, громко. Одна здесь?

– Одна. Наши все у ладейки… Ой, пора мне. Сейчас отдохну да…

– Да погодь! Ягод-то набери. Матушка сказывала – с ясеневскими мы завсегда дружбу водили. Хоть и далеко.

– И хорошо, что далеко, – улыбнулась во весь рот Войша. – Делить-то нечего.

– И правда, нечего… Марья, говоришь? А меня Белославой кличут. Или просто – Белуша. А девы – сестрицы мои. Гремислава, Дарина, Любица… И младшая вот – Предслава.

– Сестрицы? Ну да! Вы ж похожи все. Я ягод ваших поберу, можно?

– Да бери, жалко, что ли?

– Слушайте… А давайте вместе песни петь!

Белослава-Белуша разулыбалась:

– Давайте! Только я – запевала, а вы все подпевалами будьте… И-и… начали!

Ты не радуйся, зелен дуб!Ты не радуйся, зелен дуб!Не к тебе идем мы…Не к тебе идем…

– Во дают девы! – восхищенно присвистнул прятавшийся в можжевельнике Велька. – Ишь как наяривают… Ты не радуйся, зелен дуб! Ноги так сами в пляс и идут.

– Тихо, – поморщился старший по караулу – десятник Архип, парень весь из себя серьезный и ни к каким глупостям не склонный. – Но песня да – славная. Надо будет попросить потом Добровою, чтоб спела.

– Н-не! – Велька закашлялся, тряхнул рыжими вихрами. – Вою мы петь просить не будем. Мало ли у нее дел?

– И то верно.

Песен попели. Ягод насобирали. Сели на поваленный бурей ствол – отдохнуть. Девчонки котомочку, с собой прихваченную, распотрошили: тут и лук, тут и рыбка печеная, и репа, и редька, а в баклажке плетеной – квас.

– Поснедай с нами, Марьюшка! Да не журись – тут всем хватит.

Сели… Ноги вытянули, разулись… Тут и разговор – беседа девчоночья. О парнях – о чем же еще-то?

– Ой, ты такая ж краса, Белуша! Верно, от парней-то отбоя нет?

– Да есть парни… – Белослава немного застеснялась… так, в меру.

– Эх, а у меня пока нет никого. Был один… да в походе дальнем сгинул.