Не властью единой

Хмыкнув, сотник перешагнул через узкий ручей и остановился, глядя на маячившие за деревьями постройки: бревенчатую, средних размеров, избу на высокой подклети, амбар и прочее. Вообще-то, виднелись только крытые дранкой крыши, остальное закрывал частокол, пусть и не очень высокий – метра полтора-два. И все же это был частокол, а не плетень, да и дранка хоть и не тес, но и не солома. Пользуясь революционной терминологией – не кулак Ефрем Котов, но – кулацкий подпевала, середнячок крепкий.

– Горынко сказал, Кот один живет… – осматриваясь, негромко протянул Михайла.

– Да, семьи у него нет, – Добровоя поправила на голове платочек. – Но хозяйство – коровы, козы, – ясен пень, имеется. Да и землица… Ну, землицу можно закупам раздать, коль самому за холопами следить неохота. А хозяйство? Кто за ним присматривать будет? Тем более сам хозяин частенько на службе. Не-ет, пара-тройка челяди у Кота точно имеется.

Все же какая умная девка! – который раз уже восхитился сотник. Ей бы внешности еще хоть чуть-чуть… Ну, так Бог ведь кому внешность дает, а кому мозги. Все вместе тоже, бывает, встречается – но редко. Вот, к примеру, вдовица Костомара…

– Согласен, о челяди забывать нельзя… – Миша кивнул на кусты – целые заросли дикой малины, чертополоха и репейника. – Тут пока посидим…

Оба, обжигаясь разросшейся в изобилии крапивой, юркнули в самую гущу. Тихо, без хруста, как змеи…

Уже рассвело, но все еще было утро, судя по солнышку – часов, наверное, семь-восемь. Люди встали уже, позавтракали – для бедняков это часто была единственная дневная трапеза. Вились над усадьбами сизые дымки – у кого-то имелась печь, но так, очаги больше. Легкий теплый ветерок приносил запах спелых яблок и кислых щавелевых щей. Слышно было, как вдалеке, у колодца, ругались бабы. Незлобиво брехали псы, в ожидании пастухов мычали коровы. Петухов было не слышно – откукарекали.

– А что пастухи-то такие ленивые? – съехидничал Миша. – Любят долго спать?

– Да, верно, многие сами на выпас гонят. Челядь пошлют, а луг у них свой. Или на общий – по ряду.

– А как думаешь…

Сотник не успел спросить – за частоколом послышалось мычанье…

– Слыхала?

– Ага…

Напарница все поняла с полуслова. Дождалась, когда из-за ворот выйдут две телки и нетель, выбралась незаметненько из кустов, догнала пастушка… вернее – пастушку, белобрысую – лет двенадцати – деву, на голове – кое-как повязанный платок, руки да босые ноги – в цыпках.

– Здрава будь, красавица…

Девочка обернулась:

– И тебе… Это вы с Ковалем нашим Горынкой?

– Мы… Я вот к Спиридоне иду… знаешь Спиридону-то?

– Глеба-лешака жену? Знаю.

Девчонка успокоилась – кругом все свои, либо хоть как-то знакомые, не чужаки. Обрадовалась даже:

– До колодца вместях пойдем? Поболтаем! Э, Ляшка! Чур тебя, чур, лярва тупорогая! Куда в кусты-то понесло? На лугу травы не нажраться? Вот тебе, вот!

Пару раз ударив непослушную коровищу увесистой хворостиной, пастушка выгнала скотинку на тропу и, утерев пот, улыбнулась:

– Меня Жданой зовут.

– А я – Марья…

Добровое хватило минут семь для того, чтобы расспросить новую подружку обо всем, что интересовало господина сотника. Да и расспрашивать-то особо не пришлось – юная рабыня-челядинка болтала без умолку.

– У Кота еще три рабыни, – вернувшись, доложила дева. – Одна – ты ее видел – до вечера на пастбище, две – по хозяйству. Еще девица одна ближе к ночи приходит, но та не раба – из местных смердов. Кот дожидается, когда девки-челядинки в возраст войдут – тогда с ними и будет как с женами жить, а девицу прогонит. Уж больно скандальная. Ну, а может, и жену найдет – кто знает?

– Все с ним понятно…

Михаил давно уже привык к местным реалиям, воспринимая их как должное, без всякого удивления. Про себя он давно уже посмеивался над многочисленными любителями приукрасить «родную старину», наделив «дорогих предков» какой-то особой нравственностью, взятой из «Житий святых» и рассказов о них же – «Четьи-Минеи». Но люди-то не святые! Секс никто не отменял, даже и в Средневековье, с их церковной моралью и исключительно религиозным виденьем мира – какого-то иного мировоззрения просто не было, рационализм зародился веке в семнадцатом. Тем более многие – да почти все – наряду с Иисусом Христом не забывали и про старых богов, а в язычестве секс – основа культа плодородия, без которого вообще ничего бы и не было.

Так что никто не осуждал за особые отношения хозяина со своим рабынями, правда – не с совсем уж малолетними. Юных челядинок Ефрем Котов купил у заезжих купцов, как пучок редиски – разом. Малолетки примерно столько ж и стоили. А взять взрослую деву – так ей цена не меньше дюжины гривен! Полкило серебра получается. Дороговато! Вот и схитрил Ефрем – взял девок на вырост. Ну, а с хозяйством можно и в двенадцать лет управляться.

Такой вот портрет Кота вырисовался: скользкий, хитрый, предельно циничный тип, и деньги считать умеет.

Не дурак, выходит, Кот, да… Тем лучше! Это с дураками не договоришься, с ними только нахрапом… Умного – даже умного негодяя – всегда можно использовать. Для того наука управления и есть.