Не возжелай мне зла

– Да, согласна. – С понимающим видом она кивает, потом садится и расправляет на коленках легкое летнее платье. Оно кремового цвета в бледненький цветочек, подол мокрый, как и моя юбка. Ноги босые, на ногтях радужный педикюр. – Я бы предложила вам чаю, но сами видите, где я живу. Не ровен час, подцепите заразу. – Она поджимает пальцы на ногах, тонущих в овечьей шерсти коврика. – Простите, что не застали меня. Я опоздала на автобус.

– Ничего… – Я откашливаюсь. – Я пыталась позвонить, но у тебя телефон был отключен.

– Да?

– Значит, твои приемные родители живут в Мюррейфилде?

– Не поняла.

– В больнице, когда я заказывала такси, ты сказала, что тебе надо в Мюррейфилд.

– Серьезно? – Она пожимает плечами. – В Мюррейфилде у меня никого нет. А приемные родители жили в Лассуэйде, но недавно переехали в Инвернесс. Я с ними больше не вижусь.

– Правда? – вздрагиваю я. – Значит, поэтому ты взяла фамилию Джонс?

– Нет. Я… – Она умолкает, поджав губы. – Вы все рассказали полицейским.

– Инспектор О’Рейли говорил, что беседовал с тобой.

– Беседовал… Скорее, допрашивал.

– Мне очень жаль, если он был с тобой резок, Эмили…

– Кирсти, – перебивает она. – Я же сказала, что меня зовут Кирсти.

– Прости. Девять месяцев я называла тебя Эмили, трудно сразу привыкнуть.

– Вы ведь ничего не забыли? – Она протягивает руку и берет со стола фотографию в рамке. – Вы ведь помните, кто это?

Она поднимает фотографию прямо передо мной, я вижу улыбающихся Сэнди и Тревора, потом перевожу взгляд на серьезное лицо их дочери.

– Да, помню, – говорю я тихим голосом.

Она поворачивает снимок к себе, выражение ее лица на секунду смягчается, она ставит фото обратно на стол.

– В понедельник я навещала твоего папу.

– Знаю. Медсестра мне сказала. Поэтому я и попросила вас приехать.

Жду продолжения, но она молчит. Смотрит на свои ноги, то поджимая, то вытягивая пальцы.

– С чего вы взяли, что мой отец имеет к этому отношение? – наконец спрашивает она.

– Понимаешь… – Я растерянно гляжу в потолок, перед глазами встают кроваво-красные буквы: «Убийца». – Ты же знаешь, что случилось с Робби, знаешь, что кто-то потом забрался к нам в дом и испортил стену ужасной надписью. В полиции меня попросили подумать, кто мог это сделать, я вспомнила прошлое и поняла, что… – Я умолкаю, не уверена, стоит ли продолжать, стоит ли говорить всю правду.

– Ну, дальше, – требует она, подавшись ко мне; лицо ее бледно, сжатые кулачки лежат на коленях.

– Отец рассказывал, как умерла твоя мать?

– Отец никогда не рассказывал о матери. Но он вел дневник. Он вел его с того самого дня, как они поженились, а потом еще пять лет после смерти мамы. Ему было тяжело смириться с ее смертью, а тут еще ребенок… Я была довольно капризной в детстве. – Она замолкает, словно задумывается. – А он был писателем. Вы не знали этого? – (Я качаю головой.) – Печатался в «Эдинбургском курьере». По иронии судьбы в этой же газете публикуют хвалебные статьи о женщине, которая убила его жену.

Она произносит это без малейшей эмоции. Как бы мимоходом, небрежно, мол, в жизни бывают странные совпадения. Но меня от ее слов охватывает ледяной холод.

– От отца меня забрали в десять лет. Училка в школе, которая всюду совала свой длинный нос, сказала, что я подделываю его подпись в дневнике. Обидно, конечно, ведь мы жили нормально. Чаще всего он бывал пьян, но ни разу руку на меня не поднял и не ругался, а я готовила еду, стирала, убирала в доме. – Она очень старается не смотреть на меня. Внимательно разглядывает свои ногти, открывает ящик, достает пилочку. – Но потом до меня добрались чиновники из социальных организаций, колеса завертелись, и было уже не выбраться. Меня забрали у отца, отдали в чужую семью, потом в другую и в третью. Я нигде не могла ужиться, а потом попала к Джон сам, и мне у них понравилось. Хорошие люди. Принимали детей в семью не из-за денег, а потому что верили в добро, верили, что добро всегда возвращается доб ром. Помогли мне поступить в Сандерсоновскую академию.

– Мне очень жаль, Кирсти, – наконец обретаю я дар речи. – Мне очень жаль, что у тебя было такое трудное детство.

– Вы приходили в академию. – Она прекращает работать пилкой для ногтей, пристально смотрит на меня. – Это правда?

Я киваю и добавляю:

– Мне там сказали, из тебя выйдет талантливая актриса.

– Небось эта миссис Твиди навешала вам лапши, мол, пришла такая вся застенчивая и скромная, а ушла знаменитая, весь мир прямо у ног валяется.

– Да, что-то в этом духе.

– Вы так их и не раскусили? – удивляется она. – Они же штампуют своих актрис, у них там конвейер. Игра, исполнение для них – это все. – Бросает пилку на кровать и встает. – Я вам сейчас покажу.