– Это не невозможно, – медленно говорю я. – Но вероятность этого крайне мала.
– Но все-таки вероятность есть!
Она толкает меня в плечо, я отступаю назад, к окну, машинально вытянув руки, как бы защищаясь, но в этом нет нужды, потому что она отворачивается к стенке, обхватывает голову руками и молчит. Сквозь тюлевые занавески струятся лучи солнца, рыжие пятна солнечного света лежат на ковре. Я отдергиваю занавеску, гляжу в окно, вижу внизу улицу, на ней людей, спешащих по своим делам. Все еще идет мелкий дождичек, но сквозь тучи прорывается солнце, и я знаю, что где-то там люди смотрят на небо и восхищаются радугой.
– Слепой дождик, – говорит Кирсти, подходя ко мне и становясь рядом; лицо ее снова спокойно. – Помню, отец всегда так говорил. Когда дождь и солнце вместе, это слепой дождик. Странно, правда?
Я гляжу на часы. Уже перевалило за пять. Ровно через час мне надо встретиться возле полицейского участка с детьми, хотя теперь, когда Кирсти почти во всем при зналась, вряд ли есть смысл оставлять свои отпечатки пальцев.
– Вы, наверное, торопитесь? – спрашивает она.
– Да.
– Простите, я тут набросилась на вас.
Кажется, она раскаивается, и вполне искренне… Впрочем, кто ее знает? Актриса еще та, она показала, на что способна. Возвращается на свое место, похлопывает ладонью по кровати.
– Сядьте, пожалуйста.
Прикидываю, что делать: немедленно уходить или задержаться. Я пришла сюда, чтобы дать ей возможность выговориться, чтобы узнать, не явилась ли моя давняя оплошность причиной всех наших последних бед, и теперь ясно, что дело обстоит именно так. А остальное можно предоставить О’Рейли. Впрочем, почему бы не задержаться и самой не выяснить подробности.
Думаю я недолго. Уж очень хочется послушать, что она скажет про тот вечер, когда отравили Робби. И еще хочется узнать, не задумала ли эта девица еще чего-нибудь, и если так, ее надо остановить.
– И что ты хочешь от меня, а, Кирсти?
Юбка моя уже подсохла, но еще сыровата, и ноги мерзнут, и вообще, чувствую себя ужасно некомфортно, хочется поскорее сменить одежду. Сажусь в единственное свободное кресло у окна, чтобы погреться на солнышке. Тогда свое кресло она подвигает ко мне, совсем близко, между нами всего один фут.
– Вот и хорошо. Я рада, что вы остаетесь, – улыбается она. – Давайте обсудим, как уладить наше дело.
– У меня с тобой нет никаких дел.
– Даже когда я во всем призналась?
– А в чем ты призналась?
– Между прочим, я была не одна, – говорит она, глядя на меня из-под опущенных век. – Мне кое-кто помогал.
– Тесс Уильямсон?
– Да, Тесс Уильямсон, – подтверждает она, многозначительно качая головой, словно имя Тесс само по себе говорит о многом. – Кстати, она недавно звонила. У нее совсем крыша со страха поехала от всех этих дел. Впрочем, вы ее видели. Трусливый лев из «Волшебника Изумрудного города». – Кирсти произносит это так презрительно, что я прекрасно представляю себе, как она манипулирует этой Тесс. – Да… Вообще-то, я не собиралась с ней дружить, она сама набивалась мне в подруги, – пожимает она плечами. – Такие, как она, готовы на все, лишь бы с ними дружили. А остальным на это наплевать. В мире всегда так бывает.
– Что ты имела в виду, когда сказала «от всех этих дел»? Каких дел?
Она смотрит мне в глаза и словно не понимает.
– Ты сказала, что у Тесс «от всех этих дел крыша со страха поехала».
– Мы вместе залезли к вам в дом, – беспечно, почти весело говорит она. – И написали слово «убийца» на стене в гостиной.
Я потрясена, но это быстро проходит – разве не такого я ожидала? Мне даже становится легче, ведь я попала в самую точку. Но за облегчением тут же накатывает злость. Нет, мне нельзя рисковать, надо держаться.
«Если надпись на стене – ее работа, тогда и Робби она чуть не убила?» Трясу головой, чтобы отогнать эту мысль.
– А зачем? – спрашиваю.
– Это Тесс придумала. Когда вас выдвинули на премию «Женщина города», я очень расстроилась, а Тесс и говорит: возьми и отомсти.
– Это было в сентябре?
– Да. Я про вас к тому времени уже все знала, дневник отца еще раньше нашла, когда его снова забрали в клинику, а я наводила порядок на чердаке. – Она вскидывает голову. – Вы только представьте. Я узнаю, что мою мать убила доктор Нотон, расстраиваюсь, не знаю, что делать с этим открытием, и вдруг читаю про вас в газетах. Что вы приехали из Ирландии, что ваша девичья фамилия Нотон, что вы учились в Эдинбурге и работали в нейрохирургическом отделении. А теперь вы трудитесь терапевтом и творите добрые дела, ну прямо благодетельница всего человечества. Чуть ли не лечите рак или еще что-то там такое. А на самом деле вы никто, ноль без палочки!
– Не совсем. Да, я обыкновенный человек, грешный, как и многие, способна совершать ошибки. А потом жалеть об этом.
– Тесс считала, что я обязана вам отомстить, но вы меня очень заинтересовали. Захотелось с вами познакомиться поближе, а когда увидела, что у вас есть сын по чти моего возраста, поняла, что для меня лучше не придумаешь.
– И ты вступила в хоккейный клуб?