Неизведанные земли. Колумб

Ни один европеец прежде не наблюдал устья, подобного устью Ориноко, выбрасывающего столь огромное количество воды с такой яростной силой, и Колумб долгое время в недоумении размышлял о том, что же это было. В конце первой недели августа «проворная каравелла», которую он отправил в бухту на разведку, подтвердила наличие большой реки, «и повсюду вода, которая была такой сладкой, и ее было так много, что я никогда не видел ничего подобного». Он наконец объединил эти наблюдения и размышления: «И тогда я предположил, что видимые линии течения и те стены воды, которые поднимались и опускались в заливе с таким грохотом, должно быть, были результатом столкновения пресной воды с соленой»[316].

Данное открытие дополнило растущее число свидетельств того, что Колумб огибал огромный материк. Он еще не забыл о перспективе найти южный континент. На одном этапе путешествия он предался размышлениям, напоминающим предположение Пьера д’Альи о том, что люди-антиподы могли обитать в самой отдаленной части Евразийского континента, или, как выразился Колумб, говоря о своих открытиях: «Эти земли – другой мир, и римляне, Александр и греки прикладывали огромные усилия, чтобы завоевать его»[317], то есть земли азиатские и одновременно «другие». Вероятно, именно об этой небывальщине, чуде, рожденном где-то на небесах, он думал, когда писал в своем дневнике у берегов Венесуэлы: «Ваши Высочества завоюют эти земли, которые представляют собой другой мир»[318]

. Свидетельства, подталкивавшие его к признанию континентальных размеров находки, также заставили его переосмыслить отношение оной к Азии. Ему было совершенно необязательно пересматривать свою оценку размеров земного шара или свою убежденность в том, что он близок к границам Востока. Колумб знал, что традиционная космография не дает возможности расширить евразийскую сушу в его нынешнем местоположении. Новый континент, каким бы близким он ни был к Азии, должен отличаться от нее.

Эти соображения подталкивали его к истинному пониманию природы Америки, когда пришло убеждение, что огромная масса пресной воды, которую он наблюдал, предполагает большую протяженность суши, по которой она должна была протекать. Колумб был осторожен, делая неизбежный вывод, но он действительно размышлял над утверждениями о существовании большого континента на юге, о котором (теперь он заявлял, что помнил об этом) индейцы Малых Антильских островов говорили во время его второго путешествия. Наконец, 13 августа, находясь рядом с островом Маргарита, он записал в своем дневнике одно из самых важных заявлений в истории исследований: «Я считаю, что это очень большой континент, который до сих пор оставался неизвестным»[319]. Это не мимолетное озарение: Колумб придерживался того же мнения, когда вернулся на Эспаньолу, сообщив монархам о своем открытии «огромной земли, находящейся на юге, о которой до настоящего времени ничего не было известно»

[320].

Таким образом, в течение нескольких дней после того, как Колумб обнаружил материковую часть Америки, он правильно оценил ее природу. Хотя он явно недооценивал (причем сильно) ее удаленность от Азии, но недвусмысленно определил различие между Азией и обнаруженной землей. Он, конечно, не доказал, что эта земля была «новой»: таких доказательств не будет еще долго, до открытия Берингова пролива более 200 лет спустя. Впрочем, репутация Колумба как первооткрывателя Америки опиралась на прочную основу: он не только был первым, кто обнаружил этот континент в ходе сознательного исследования и зафиксировал открытие, но и оценил свое достижение и сообщил об этом во всеуслышание. Было бы ошибкой считать открытие Колумба случайным или приписывать заслугу в понимании сущности открытия какому-либо более позднему исследователю. В некотором смысле Колумба опередили в правильных выводах о его находках такие ученые, как Пьетро Мартире, который с самого начала классифицировал их как «антиподные земли»; но то были теоретические предположения, основанные на реалистичных расчетах размеров земного шара. Обнаружив материк и представив доказательства того, что Новый Свет включал в себя неизвестный континент, Колумб превратил предположения в эмпирически проверяемые факты. Научный прорыв Колумба – не будет преувеличением назвать его так – был признан в его время и цитировался ранними биографами. Хотя в течение следующих десяти лет Веспуччи, Вальдземюллер и другие приняли этот факт, пришли к нему более или менее независимо и помогли сделать общеизвестным и общепринятым, Колумб, несомненно, оставался первооткрывателем.

Он хотел задержаться для исследования побережья Благословенной земли и той земли, которую коренные жители научили его называть «Пария». Однако вернулась мучительная болезнь глаз, которой он страдал на Кубе четыре года назад. К тому же он мог сознавать, что пренебрегает обязанностями, ожидающими его на Эспаньоле. Полагаясь на возможность позже вернуться сюда для исследований, он повернул на север и удалился от побережья 15 августа[321].