Неизвестность

– Привет, Верчик! – закричал Илья, вклинился в толпу, схватил Веру за руку и вытащил ее, а потом повел по коридору. Обняв за плечи – словно оберегая.

То есть он за одну минуту проделал то, на что я не мог решиться семь лет.

Довел ее до актового зала, вернулся.

Спросил меня:

– С кем она лазиет?

Такой тогда был дворовый синоним для обозначения дружбы девушки и юноши. «Она с ним лазиет». Более грамотные говорили: «ходит». Самые деликатные выражались: «гуляет». И это верно отражало если не суть, то форму общения. Встречаться было негде: дома вечно торчат родители или бабушки-дедушки, приличных кафе, то есть без выпивки, табачного дыма и запаха жареного минтая, было очень мало, танцы во Дворце культуры случались редко, да и посещать их опасно: девушку могут отбить, а тебя побить. Оставалось сходить в кино, а потом слоняться среди типовых многоэтажек, в холодную погоду укрываясь в подъездах, чтобы там покурить и поцеловаться, а в теплую забираясь в окрестные чахлые скверики и кусты. То есть именно ходить, гулять и лазить.

Вера ни с кем не ходила, не гуляла и не лазила.

В классе существовало несколько компаний – и чисто мужские, и девичьи, и смешанные. Я был сразу в двух. Одна своя, другая из параллельного «Б». Своя собиралась у Витали Ярцева. Виталя имел внешность не юноши, а молодого мужчины: ранняя залысина, но при этом густые усы и обильные волосы на груди и на руках. Он жил в однокомнатной квартире с мамой, которая с утра до вечера работала где-то в сфере торговли. Она давно уже разрешила Витале курить дома, вовсю дымили и мы. Занятия наши были простыми: играли в карты на интерес, иногда пили портвейн, поочередно тренькали на Виталиной гитаре, говорили про спорт и обсуждали одноклассниц, мало кого находя достойными нашего внимания. Это было уютное бездельничанье, без умствования и напряжения.

Ко второй компании я примкнул полгода назад. Репетировали школьный спектакль, отрывок из «Горя от ума». Я был Молчалиным, а Володя Плетнев, недавно появившийся в нашей школе, Чацким. Молчалина играть, конечно, не очень приятно, но я сделал его наглым победителем, который над всеми смеется и издевается. Когда говорил про свои «умеренность и аккуратность», надкусывал кренделек и швырял его об стену.

Володя удивился такой трактовке, я объяснил ему, что Молчалин гад, но зато авантюрист и жулик. И смелее всех. И его Софья любит. Ведь за что-то!

Я не сказал, что больше всего в пьесе мне нравились слова Софьи о Молчалине:

Возьмет он руку, к сердцу жмет,

Из глубины души вздохнет,

Ни слова вольного, и так вся ночь проходит,

Рука с рукой, и глаз с меня не сводит.

Это было обо мне. Правда, я смотрел ночами не на живую Веру, а на ее фотографию, девять на двенадцать, которую добыл неправедным путем – украл со школьного стенда «Наши активисты».

Володя оценил мою оригинальность. Мы сдружились, я стал к нему захаживать. Там часто бывали молчаливый, но умно слушающий Саша Максимов и Олег Каширин, большой спорщик. С Володей он иногда соглашался, признавая его первенство во всем, любое же мое слово встречал в штыки. Может быть, ревновал Володю ко мне, видя, как быстро и крепко мы сдружились. Ни карт, ни гитарного треньканья, разговоры о книгах, фильмах, о политике. Я и Володя были очень левыми и критиковали нынешний социализм за отход от ленинских принципов. При этом самих принципов мы тогда толком не знали, нам, как и всем, известен был по учебникам истории лишь миф о них. Олег же покушался и на самого Ленина. Нам тогда это было дико, а теперь я признаю, что Олег во многих вопросах разбирался лучше нас. Саша помалкивал, но иногда веско произносил: «Дурят народ почем зря!» Это была фраза из какой-то юмористической передачи и касалась, конечно, не политики, а каких-нибудь мелких и временных недостатков.

В этих разных компаниях и я был разным, и все в них было разное, кроме одного: дешевого портвейна.

Иногда и там и там бывали девушки-одноклассницы, но взаимных интересов не возникало. Лишь Виталя упорно и серьезно ухаживал за бойкой, умной и симпатичной Людой Торощенко. Та была горда и неприступна. Через год после школы Виталя сделал ей предложение, она отказала. Он ушел в армию, вернулся, сделал еще одно предложение, она опять отказала. Подключилась мать Витали, сказала Люде, что, как только они с Виталей поженятся, у них будут кооперативная квартира и машина. Вряд ли Люда соблазнилась именно на это, но факт есть факт: она, немного погодя, все-таки вышла за Виталю и прожила с ним без малого двадцать лет, после чего все-таки развелась.

Приходили девушки и к Володе, не одноклассницы, но тут сюжет совсем другой, а я и так слишком отвлекся.

А Вера была вне компаний, но при этом – комсорг класса, проводила собрания, давала поручения, которые, конечно, никто не выполнял, приходилось все делать самой. Она слишком была занята этой работой и учебой, существовала отдельно, и мне это нравилось.

Но вернемся на выпускной.

Илья спросил меня, с кем «лазиет» Вера, и я вдруг ляпнул:

– Со мной!

– Да? А она об этом знает?