Ненависть

– Да, да… Это-то и есть нарушение законов механики. Коммунизм уничтожает все свободное, свободолюбивое и сильное. Слабое и безвольное он обращает в рабов. Мы идем не вперед к новой и светлой жизни, но назад к феодальным временам, к крепостному праву и самой густой и непроглядной тьме. Эта тьма уже охватила наш Советский Союз, очередь за другими государствами. Мы стремимся добиться их разоружения. Усыпить их своим миролюбием и тогда… Слушайте… Основным стержнем замышляемой нами непрерывной войны с кольцом буржуазных государств, нас окружающих, является стремление превратить войну Советского Союза как государства, в войну гражданскую между всемирным пролетариатом и мировой буржуазией. Вот тот план войны, который я сам вырабатывал… Поняли? Уничтожить прежде всего христианство, уничтожить культуру, в чем бы она ни проявлялась, развить для этого красное, коммунистическое движение в глубоком тылу неприятельских государств. Пока мне казалось, что это просто утопия, я не обращал на это внимания, но теперь я вижу, что в самой Западной Европе идут на это, что там готовятся сдаться; нам, что нашей страшной лжи верят… Тогда вдруг точно что мне открылось, я понял весь ужас всего этого и решил бороться.

– Бороться?.. – строго сказал Драч. – С кем?

– Гранитов, я обращаюсь к вам. Вы более молодой, вы поймете меня. Я не иду ни против партийцев, ни против партии, но я считаю долгом своим предостеречь партию от того пагубного имперьялистического пути, на который она становится. Мы должны требовать пересмотра нашей политики, мы должны требовать прекращения вооружений, военизации населения, прекращения вымаривания населения голодом, словом, нового на этот раз не экономического НЭПа, но НЭПа политического. Я уверен, что, будь жив Ленин, он понял бы меня. Ведь мы сами себя губим. И мы губим идею социализма, мы губим коммунизм. Вы мои первые, и вы должны и в этой новой борьбе, на которую я вас зову, быть со мною.

– Ты, Малинин, от старости рехнулся. Ты, однако, все-таки понимаешь, чем все это пахнет. Это уже не уклон – это настоящая «контра», – вставая, сказал Драч и потянулся к револьверу, висевшему у него на поясе.

Малинин быстрым движением выдвинул ящик стола и достал оттуда браунинг.

– Не беспокойся, – холодно сказал он. – Меня этим не запугаешь. Имею свой не хуже твоего. Значит, кончено. Но попробуй только донести на меня. Живым отсюда не уйдешь… Мне все равно. Я знаю, после всего того, что я вам как своим подлинным товарищам здесь сегодня сказал – я конченный человек… Но вас я предупреждаю, что прежде чем вы на меня донесете, я приму свои меры. Я все это сказал вам потому, что с вами вместе я надеялся выпрямить линию нашего поведения.

– То есть, товарищ Малинин, – тихо и как-то торжественно сказал Володя, – вы предлагаете нам – заговор?

Малинин ничего не ответил. Его лицо было сурово и решительно.

– Ах, елки-палки, – воскликнул Драч. – Едрёна вошь! Ты просто рехнувшийся комиссар. Ты еще о Боге нам скажи. Может, ты и до этого дошел?..

– О Боге я тебе говорить не буду. Ты скот и никогда не поймешь, что такое идейный партиец. Ты не хочешь видеть, что под покровом коммунизма у нас готовится такая монархия, какой не снилось ни Александру, ни Цезарю, ни Наполеону.

– Здорово!.. И во главе ее?..

– Жид!..

– Ну, это, товарищ, ты заливаешь… Но как мне все это понимать. Ведь я чекист.

– Доноси. Но отсюда живым не уйдешь!

– То есть как это так, живым, говоришь, не уйду?

– Да, – сказал Малинин и снова взялся за револьвер.

– Оставь, – строго оказал Драч. – Брось эту игрушку. У меня не хуже твоей есть… Продолжим дискуссию… Ты Троцкого-то помнишь?.. А, помнишь?.. Тот тоже выправлять хотел… И вот и выправляет у черта на куличках, такой же старый и облезлый, как и ты… Партия не для стариков… Да ты револьвером-то не верти… Я твоей игрушки не боюсь… Обязан донести и донесу… По чистой совести… То, что ты нам сказал сейчас, – хуже меньшевизма… А убить – попробуй!.. Я видный чекист и меня убить?.. Гм!.. Еще не родился тот человек, который меня да убьет.

– Товарищ Гранитов… Что скажете вы?.. Перед вами выбор… Или с нами – спасение России и коммунизма… спасение всей работы Ленина, или с ними гибель, крушение всего… Смерть.

– Я не изменил и не изменю партии, – со злобой сказал Володя и тоже достал револьвер.

– Брось, – строго кинул ему Драч. – Положи в кобур. Не надо этого, мы его пожалеем…

И в это слово «пожалеем» Драч вложил такую злобную иронию, что у Володи руки и ноги похолодели.

* * *

Володя понял, что их разговор дошел до такой точки, что они уже играли с жизнью. Или сейчас их обоих прихлопнет Малинин, или им надо прикончить Малинина, который их так не выпустит. Да, и может быть, у него тут где-нибудь подле припрятаны люди… Но убить видного комиссара?.. Это совсем не то, что донести на него. На мертвого не покажешь.

Малинин мрачным, тяжелым взглядом смотрел то на Володю, то на Драча. Он опять взял револьвер, но взял его как-то вяло и нерешительно.