Комната погрузилась в темноту. Володя и Драч вышли из нее, плотно заперли дверь и по темной лестнице спустились вниз. Они ощупью отыскали свои пальто и фуражки и вышли на набережную.
– В Европейскую, – небрежно кинул шоферу Драч, глубоко усаживаясь на мягкие подушки автомобиля.
IX
Европейская гостиница была предоставлена для приема иностранцев и очень высокопоставленных партийцев. В ней все было, как в Европе, как в капиталистических странах. Все было не по-большевистски. Величественный швейцар и подле рослые, сильные и ловкие переодетые чекисты, в ресторане толстый метрдотель, помнивший иные времена, лакеи с голодными глазами и худыми лицами, но во фраках, хорошие скатерти на столах, уютом отзывающие лампочки под абажурами, фарфоровая посуда и хрусталь. Цветы… Много света… Оркестр джаз-банд, красивые женщины, доступные для всех, имеющих иностранную валюту, певучее танго и всегда какая-нибудь танцующая пара – развлекающийся в Ленинграде иностранный дипломат или купец и советская жрица любви из голодных «классовых врагов». Здесь торговали на золото и валюту и презрительно отбрасывали советские червонцы.
Яркий свет слепил глаза. Сонно, певуче и точно в нос пел сладкую песнь саксофон оркестра. За столиками сидели чекисты, советские сановники, иностранцы. Здесь забывался голодный Ленинград, мерзнущие зимою, мокнущие под дождями летом очереди полураздетых людей у продовольственных лавок и суета
Драч выбрал столик в углу, откуда был виден весь нарядный зал. Лакей подлетел к нему с лакейским шиком и склонился перед видным чекистом.
– Как изволите, на валюту или на червонцы, – тихо и почтительно опросил он.
– На валюту, гражданин, на валюту, – потягиваясь, сказал Драч, и вынул из кармана стодолларовую бумажку.
– Что прикажете-с?..
– Подай нам, гражданин, прежде всего, водочки… ну и там свежей икорки… баночку… балычка… Ушицу из волжских стерлядей.
– С расстегайчиками, позволите?..
– С расстегайчиками, естественно. Ну, там, что у вас такого имеется…
– Пулярку, особенно рекомендую… Очень хороша у нас сегодня пулярка…
– Ладно, давай пулярку…
Заказ был сделан, лакей исчез, и под музыку оркестра Драч стал тихо говорить Володе.
– Ты спросил меня, почему я предпочел этот способ, а не иной… Ну, донесли бы… Так еще вопрос, выпустил ли бы он нас раньше. Да он и сам с усами… Оговорить нас мог… Сложная и хитрая история… Поднялось бы дело… Хотя и притушили бы его и замолчали, а все пошли бы слушки, смотри еще в иностранную или еще того хужее в эмигрантскую печать попало бы. О, будь она трижды проклята! Стали бы шептаться – в партийной верхушке склока!.. Верхи колеблются. Верхи изменяют марксизму. Между коммунистами есть разочаровавшиеся. Елки-палки!.. Ну что хорошего? Поверь, Сталин это очень поймет и оценит. Да и ты, Гранитов… Гранит!.. Ты должен понимать наш подлинно гранитный поступок.
– Да, может быть.
– Помнишь Фрунзе?.. Того, кто победил Врангеля?.. Тоже, как и этот. Ах, елки-палки!.. Он из рабочих… И тоже инженер… Заколебался. Наши сразу заметили… И… Пожалуйте, вам надо полечиться… Операцию сделать. Врачи говорят, нельзя операцию, у него сердце плохое, да он и совершенно здоров. Ну… Молчать, не рассуждать! Положили на операционный стол – маску на лицо… Мне говорили, как он сладко пел, под маской-то… Жалобно так: «Лед прошел, и Волга вскрылась, я, девчоночка, влюбилась»… Это Фрунзе-то!.. Железный Фрунзе!.. Запоешь, как тебя здорового врачи по всем правилам науки оперировать будут. Ну и помер по всем правилам науки… Что ты думаешь?.. Торжественные
– Да, верно… Вот смотрю я на тебя, Драч, и удивляюсь… И без образования ты, а как много более меня горазда твоя голова на выдумки. Почему это?.. Ведь и я не плохой партиец…
– Происхождение… Я пролетарий, ты…
– Молчи!.. молчи!!. Забудь, как и я забыл…