Ненумерованные письма маркиза Кюстина

Но уже через минуту я снова стал сердиться, заподозрив, что неприятие в душе Инженера (в строгом соответствии с русской традицией) рождает не привычное русскому человеку неравенство высокого государственного чиновника и рядового гражданина, а отвратительная западная публичность, выставившая на всеобщее обозрение, словно непристойный гомосексуализм, неизбежную изнанку жизни. «Оld habits die hard», думал я. Русские привезли сюда Россию, и скоро с традициями ее общественного устройства они не расстанутся. Вывернутое наизнанку печальное утверждение Дантона по-русски должно бы звучать так: куда ни двинемся, повсюду несем мы отечество на подошвах своих башмаков!

Меня так и подмывало спросить Инженера, уверен ли он, что будучи главой правительства, г-н Либерман не решит подобным же образом проблемы двух-трех нужных американских конгрессменов уже здесь и уже вполне по-русски, то есть без всякой огласки. Но опасение разрушить устанавливающееся между мною и Инженером доверие и даже начатки личной симпатии остановило меня. Я опасался, что он обидится, замкнется, станет подозрителен и осторожен со мной, и предпочел промолчать.

Я почувствовал, как развивающееся разочарование в Инженере невольно вырастает во мне в привычное недоверие к русским вообще, снова они стали казаться мне упрямыми доктринерами, топором вырубленными немцами. Сам Инженер представился мне в тот момент личностью без воображения, человеком ограниченным. В сад его, говорил я себе, залетают порой удивительно раскрашенные, прямо таки – райские птички, но он их как будто и не замечает. Исчезни из мира весь род птичий за исключением голубей и кур (мясо индейки, знаю, Инженер не любит) – думаю, вряд ли обратит он внимание на пропажу. А тут еще вышел из строя большой холодильник на кухне, и пока не приобретен новый, мы обходимся малым, стоящим в нише на втором этаже. Каждое утро теперь Инженер спускается по лестнице с неизменными двумя помидорами и огурцом в одной руке и банкой зернистого творога в другой. Если его окликнуть в этот момент, он наставляет на меня зеленый фаллос с двумя красными яйцами. Я бы принял это за издевку, если бы не был уверен в его младенческой невинности. Черт дернул меня не так давно, на Небесах еще, ознакомиться с иносказанием «Роман» писателя Сорокина, аллегорически описавшего переход России из XIX-го века в XX-й, и будучи натурой по-европейски впечатлительной, я стараюсь не смотреть, как кромсает Инженер овощи для салата и затем поливает их текучим творогом.

Я взял себя в руки – Дантон Дантоном, а я здесь, чтобы изучать Россию.

– Можем ли мы вместе взглянуть на ваши русские газеты? – попросил я Инженера.

– Я не покупаю газет.

– Отчего же?

– У меня и так массу времени отнимают телевидение и Интернет, на газеты уже духу не хватает, – оправдывался Инженер. – К тому же приятель мой, Е. Теодор, советует не читать до обеда русских газет, – добавил он, подождал моей реакции, а затем улыбнулся, будто процитировал сейчас Расина или Корнеля, а я этого не заметил, не угадал и не оценил.

– А ивритские газеты приятель ваш рекомендует читать хотя бы и после обеда?

– Их мне читать трудно, – сознался, совестясь, Инженер, – вот я никаких и не читаю! – воскликнул и рассмеялся неожиданно радостно.

Не думаю, чтобы Инженер экономил на газетах – вижу в этом веяние времени, печатный станок Гуттенберга обречен. Вчера на моих глазах Инженер за несколько минут скачал из Интернета двадцать два тома сочинений Льва Толстого в свою электронную книжку.

– А что вы смотрите по телевидению? – поинтересовался я.

– Новости, реалити, иногда – фильмы.

– Русские реалити? – оживился я.

– Нет, русское реалити здесь – это только Либерман. Я смотрю местные программы, там тоже всегда есть русские, но уже не нашего поколения, молодежь, а они уже – не совсем наши. Я, знаете ли, тоже принял однажды участие в реалити, нужен был сторонник Либермана моего возраста из русских. Меня взяли, но я вылетел первым.

– Из-за Либермана?

– Нет, видимо, из-за животных. Я разругался там с одним типом, который овечку (совсем как живая была!) брал с собой в постель из салона на ночь, наорал на продюсера за то, что они рыбке в аквариуме спать не дают, мучают ее ярким освещением. А за Либермана вступиться так и не успел, хотя было перед кем: был там актеришка, который читал стихи про капиталистического Молоха, про нефть вместо крови и умильную физиономию строил, когда открывал Коран. Я не уверен, не держал ли он его при этом вверх ногами, это я уже из дома по телевизору наблюдал. Еще была там женщина одна, которая за права палестинцев борется, и была арабка, так вот арабку-то она и терроризировала больше всех за якобы конформизм последней. А-а! – обреченно махнул рукой Инженер.

– И что русская молодежь, дети ваши, например, они, действительно – другие уже?

– Ну, в общем – да.

– Но они голосуют за Либермана?

– Вряд ли, но это пока не так уж существенно, их на данный момент не более процентов двадцати от общего количества наших здесь. Так что вы не опоздали, если вас интересуют настоящие русские.