Ненумерованные письма маркиза Кюстина

В ближневосточной мини-России начала XXI-го века, предаваясь страсти собирания родственных чешуекрылым ветреницам мотыльков русского сознания, я с неизменным вожделением едва дожидаюсь утром пробуждения своего спутника, чтобы вместе нам открыть сайт Zman.com, нетерпеливо и без внимания выслушиваю перевод статей его авторов, хотя и они бывают любопытны, особенно, когда их содержание пропитано идеологическим эликсиром, вызывающим в памяти моей воспоминание о шпанских мушках или легендарном «конском возбудителе», сокрушающая любую невинность сила которого восхвалялась норманнскими ребятишками в связи с их авантюрными планами в отношении взрослых женщин. Или когда осторожными ласковыми поглаживаниями автор направляет осадок, оставшийся у зманкомовского читателя от дурного сна, или его огорчение из-за вчерашней поломки стиральной машины в то место, где-то у основания черепной коробки, где они (осадок и огорчение) наконец переплавляются окончательно в неприязнь к «левонарезанным» политическим оппонентам автора статьи. Но взгляд мой, подгоняя Инженерову руку, вращающую колесико компьютерной мыши, нетерпеливо устремляется вниз – туда, где порхают гнев и осуждение, куда слетаются с полей социальных пособий русские пенсионеры, суетясь и ссорясь, отбирая друг у дружки порции интеллектуального корма, на скорую руку приготовленного для них в кормушке Zman.com.

Мой друг улыбается, когда, при виде первого, ночного еще комментария, я отнимаю у него, у единственного моего друга здесь, покладистую, еще менее живую, чем я, мышь, кладу ладонь на покатую послушную спинку ее. О! С каким наслаждением отлавливаешь первую за утро Зину Поселенку, уверенным Copy-Paste переносишь ее послание на лист формата A4 редактора Word. (Инженер сказал, что в его советской юности формат этот назывался 11-м. «Как правый крайний нападающий в футбольной команде», – добавил он и первым из нас двоих засмеялся, радуясь символическому трехсловному сочетанию «правый крайний нападающий», выросшему из его речи как фиалка в проталине дряхлого, небритого, словно заросшего серой щетиной снега, чей цвет ровен и непривлекателен, каким намеренно избран и фон background-а Word-а, чтобы на нем ярче и контрастнее расправлена была моя Zman.com-энтомологическая коллекция). От более ранних трофеев кисточкой Format Painter цепляешь кегль и гарнитуру шрифта чьего-нибудь подвернувшегося первым имени. Аккуратно, чтобы не задеть собственно текст, словно гладишь кистью «ник» автора комментария. Нежным наклонным Italic словно придаешь тексту романтическое сходство с поэтической цитатой. Так радуешься безмятежному садизму вопросов: «Сам сообразишь, или тебе объяснить?» Удивляешься бесконечному исправительному терпению: «Ты в курсе, кто учится на своих ошибках?»

Любуешься авторитетностью назиданий: «Глупость – она безгранична и бесконечна, и ты – пример этому». Оцениваешь ее логику:

«Тот, кто делает в четырех предложениях три ошибки, не имеет права говорить о смысле», – и находишь ее безупречной. И готовность, готовность к действию матерой, закаленной осы-наставницы, жужжащей просветительницы с тонким жалом наготове: «Демократи-слово греческого происхлждения. Демос-народ, кратость власть. Запомнил? Идем дальше»

. Единственная оса – изюминка в коллекции бабочек. Т-с-с, молчите, не рассказывайте Зине о возможности писать текст в редакторе со спеллером и лишь затем копировать его в окошко комментариев Zman.com. И малейший прогресс может повредить очарованию, испытываемому от наблюдения за экземпляром возможно исчезающего вида, поражающим чистотой био-интеллектуальных признаков. Продвигаясь, будто перехватывая обеими руками канат, по цитатам, методично используемым ею, скоро приходишь к точке крепления этого каната. О! Как хотелось бы мне заполучить для приложения к своей коллекции тетрадку с выписанными ее рукой афоризмами знаменитых людей. «Те, кто сомневаются в существовании бесконечности, пусть вспомнят о человеческой глупости», – судя по частоте использования именно этой цитаты, Вольтер – особо ценимый, если не любимейший ее философ. Боже, мне страшно подумать, какое разочарование ждет ее, что может статься с ней, когда узнает, что человеку по имени Вольтер принадлежит изречение: «Если у евреев появится своя страна, они тут же ее продадут»? Не внесет ли сумятицу в ее голову эта фраза, не вынудит ли ее сместить координаты человеческой глупости?

Но разве другие мои трофеи плохи? Разве коллекция моя серокрылых слов – не порхающий на ветру пепел человеческих мыслей? Признаюсь, единственное, что позволил себе подправить, – во многих случаях хлороформом пробелов, изначально опущенных, я усыпил бьющий крыльями исходный текст.