Неожиданное наследство, или По ком кипит смола в аду?

«Музей Хемингуэя» он понял быстро. А вот что мы хотим к музею проехать по набережной Старой Гаваны, потом спуститься по круговому спуску в тоннель под каналом и, выехав на другом берегу снова поехать по набережной (но уже Новой Гаваны) и оттуда уже заехать в пригород «Сан-Франциско-де-Паула» пришлось объяснять долго. Точнее, он нас не понял, пока я ему не провел пальцем по бумажной карте, которая неожиданно оказалось у него в машине.

В машине нас ждал сюрприз — он засунул в магнитолу кассету (кассета как вещь из прошлого уже была сюрпризом) и оттуда на чистейшем русском потекла экскурсия по Гаване. Правда, она не соответствовала нашему маршруту, но он не понимал, а нам было пофиг. Попросили сделать звук потише, ехать помедленнее и погнали. Точнее поплыли, так как «Шевроле де люкс» плыл, как на волнах мягко покачиваясь на ухабах.

— Кра-со-ти-ща! — Сказал я, оглядываясь и чувствуя, что писатель в Гаване просто обречен что-то написать, притом исключительно веселое и жизнерадостное.

26

Музей Хемингуэя был как проходной двор. Я всё ждал, что вот-вот и людей не станет и мне удастся хоть чуть-чуть сосредоточиться, но снова входила экскурсия, и гид снова минут сорок водил два десятка человек по двору и комнатам. Вдобавок появлялись и уходили такие же неорганизованные «дикари» как мы — по три, пять человек. Одним словом — дурдом. Вначале мы ходили семьей, жена подключилась к «Википедии» и зачитывала нам, что: баркас, стоящий под навесом, был заказан Хемингуэем в Англии; рядом с баркасом захоронены его охотничьи собаки, а пристройка рядом с домом — это комнаты для гостей, которые никогда не пустовали. «Это он у Максимилиана Волошина моду взял. У того в Коктебеле вся творческая Москва и Киев перегостили», — подумал я и увидев бюст Хемингуэя на высоком постаменте, спросил: «Могила?». Но оказалось, что похоронен великий писатель в Америке, куда уехал, пресытившись кубинским климатом, ромом и сигарами, и там загрустил и стал потихоньку сходить с ума, пока в один дождливый день не застрелился из любимого охотничьего ружья, как сделал давным-давно его отец, и как позже поступил его родной брат. «И все они умерли», — констатировал я, словно выслушал историю принца Гамлета.

— Слушайте, давайте вы тут без меня походите, а я пойду вон в той «высотке» посижу. — И указал на отдельно стоящий гостевой домик-башенку в несколько этажей.

Я ходил из комнаты в комнату, смотрел на дома вдали и пальмы под окнами, на облака над океаном и машины, мчащиеся по шоссе. Уступал места для фотографирования, потому что закрывал, как оказывалось лучшие виды. Туристы были как аквариумные рыбки — такие же лупоглазые и бессмысленные. Будь тут Хемингуэй, они бы и с ним сфоткались (как фоткаются с обезьянкой на набережной), и довольные, что не зря потратились на путешествие, пошли бы обедать. Туристам все равно на что смотреть — на дом без Хемингуэя, или дом с Хемингуэем или на Хемингуэя без дома. Да, подозреваю, что и самому Хемингуэю до дома этого не было никакого дела. Может поэтому он много путешествовал и умер не тут. А всё потому что писатель не там, где его дом, а потому что дом писателя там, где писатель. И не случайно работал Хэмингуэй в комнатке рядом со столовой и отказывался от новых рабочих кабинетов. Ему не было надобности смотреть на мир по сторонам — он смотрел на мир внутри себя. И всё внутри него было давно обустроено самым лучшим образом и в «комнатке» этой ему было уютно в любом месте земного шара. Главное — чтобы не капало и не шумели.

Подошли взрослые китайцы и сунули мне фотоаппарат, жестами показав, что просят их сфотографировать на фоне большой картины писателя. И когда я нажимал кнопку, мне показалось, что Хемингуэй подмигнул и помахал рукой. Я отстранился от видоискателя — он смотрел одинаково открытыми глазами и руки его лежали на спинке стула. И китайцы закивали в знак благодарности, и я протянул им их Canon, и в этот момент аппарат вывел на экран сделанное фото и там Хемингуэй махал и подмигивал. Увидев моё изумленное лицо, китаец гордо сказал: «Canon!», по-своему истолковав сцену, и я не знаю на кого я в их глазах был похож в тот момент, но он добавил, ткнув пальцем в фотик: «Camera». А я подумал, что вот приедут они домой и даже не заметят, с каким чудом столкнулись — потому что они аквариумные рыбки. И широко улыбнувшись, говорю я ему с наивысшей степенью любезности «Сам ты камера». И они синхронно кланяются и что-то коротко, и как мне кажется недобро, щебечут в ответ.

27