Неповторимый. Повесть о Петре Смидовиче

Вечером, прежде чем просунуть миску со щами в железную форточку двери, Усатый предусмотрительно посмотрел в глазок: что делает этот буйный Куртуа? — но ничего не увидел, кроме серого пятна. Пятно не шевелилось, и Усатый испугался, подумав, что заключенный повесился. Бормоча молитву, он поспешно открыл дверь. И в ту же секунду раздался дикий, истерический смех. Смидович, взъерошенный, с вытаращенными глазами, страшный, стоял у самой двери, закрыв собой «всевидящее око» тюрьмы.

— Господи помилуй! — пробормотал Усатый, захлопывая дверь.

Миска с баландой, которую он подал через форточку, немедленно полетела ему в лицо. Сейчас Смидович даже жалел этого, в общем–то довольно безвредного человека с рябоватой физиономией, залепленной капустой из щей. В конце концов служака не виноват, что жизнь заставила его взяться за эту пакостную работенку.

Усатый вызвал старшего надзирателя. Тот срочно доложил дальше по начальству, и вскоре начальник тюрьмы вместе с помощником и Петропавловским стояли у двери пятьдесят шестой камеры. Они боялись войти внутрь — доктор не ручался за последствия, и переговоры велись через открытое окошечко в двери.

— Чего вы хотите, Куртуа? — задал вопрос начальник тюрьмы.

— Я не хочу, а требую! — донеслось из камеры.

— Хорошо. Чего вы «требуете»?

— Требую, чтобы мне было предъявлено, наконец, обвинительное заключение! — Свои слова Смидович дополнил гулким ударом кулака по железному столу.

— Я подал ваше прошение, Куртуа. Ответа от господина прокурора пока не последовало.

— В таком случае я требую немедленно вызвать ко мне прокурорский надзор!

— Хорошо, Куртуа, я передам вашу просьбу.

— Требование! — крикнул Смидович. — Не просьбу, а требование, черт побери!

До прокурорского надзора дело не дошло, и на следующий день к Петру Гермогеновичу соизволил явиться знакомый по допросам прокурор с красным шрамом на лбу.

— Вы, кажется, чем–то недовольны, господин Куртуа? — спросил он. — Нет, нет, оставьте дверь открытой. — Прокурор посмотрел на стоявшего в некотором отдалении Длинного.

— Заходите, я не кусаюсь, — ответил Смидович, свирепо клацнув зубами.

Прокурор не без опаски вошел в камеру и сел на край кровати, не спуская с заключенного глаз.

— Какие же вы имеете претензии к нам, господин Куртуа? Я вас готов выслушать самым внимательным образом.

— Вы почти год держите в тюрьме ни в чем не повинного человека! — Смидович повысил голос. — Иностранного подданного! Я буду вынужден пожаловаться русскому царю!

Прокурор кисло усмехнулся:

— Едва ли их императорское величество сочтут возможным рассмотреть вашу жалобу, господин Куртуа…

— Я немедленно напишу о вашем беззаконии бельгийскому консулу! — Смидович стукнул кулаком по столу.

— Успокойтесь, господин Куртуа…

— Не успокоюсь! Вы не имеете права держать меня столько времени, не предъявляя никакого обвинения. — Он перешел на крик. — Я требую!.. Я настаиваю!.. Я…

Смидович вскочил со своего железного стула, который, возвращенный пружиной, громко стукнул о стену. Вскочил и прокурор, намереваясь срочно ретироваться, но не успел. Смидович с воплем кинулся на него. На выручку бросился надзиратель, точным и сильным ударом кулака он стукнул Смидовича в голову. Петр Гермогенович пошатнулся.

— Его нельзя бить, он тяжело болен, — строго сказал подбежавший доктор. — Оставьте его в покое…

Дверь камеры захлопнулась, щелкнул замок, и Смидович бессильно упал на кровать. Два дня он не вставал и отказывался от пищи. На третий день из–за закрытой двери он услышал голос Усатого:

— Если вы не будете драться, то я отведу вас в больницу, господин Куртуа.

— Не буду, Иван Ерастович.

— Вы на меня не держите зла, господин Куртуа. Сами понимаете, служба.

— Не держу, Иван Ерастович.

Впустив Смидовича в кабинет, доктор запер дверь на крючок.

— Выпейте вот это. Что, невкусно?.. Разденьтесь. Как вы себя чувствуете, голубчик? Дышите… — Все это доктор сказал нарочито громко и тут же перешел на шепот. — Они мне не очень доверяют. Но из того, что я услышал, мне кажется, что ваше дело будет решено в наикратчайший срок.

— И что же меня ожидает, Николай Николаевич?

— Принимая во внимание ваше состояние, о котором я написал подробное медицинское заключение, все может решиться без суда, в административном порядке… Вы очень хорошо сделали, что помянули о бельгийском консуле.

— Это помогло? — Смидович искренне удивился.

— Еще как! По–моему, именно эта фраза решила дело в вашу пользу. Все–таки иностранец! Дойдет до Европы!

Слово «иностранец» доктор произнес с ударением и испытующе посмотрел на Смидовича. Петр Гермогенович в ответ виновато опустил глаза, словно извиняясь, что столько времени морочил голову хорошему человеку.

— Может быть, мы с вами никогда больше не увидимся, голубчик. — Доктор протянул большую жилистую руку. — Прощайте!

— Гора с горой не сходится, Николай Николаевич, а человек с человеком… — Смидович не докончил, глянул в погрустневшие глаза доктора и вдруг порывисто обнял его.