Неповторимый. Повесть о Петре Смидовиче

Потом был опять Париж, лекции, публичные выступления Жореса, Геда, Вайяна, которых он слушал с жадностью, отличавшей, пожалуй, только русских политических эмигрантов… Демонстрации в годовщину Парижской Коммуны. На кладбище Пер–Лашез он шел в одной из бесчисленных рабочих колонн со склоненными красными знамени. Навсегда запомнилась стена, испещренная выбоинами от пуль, которыми расстреляли коммунаров, красные, как капли крови, маки у ее подножия. Речей не было, их запретили власти, и ряды толстых, могучих «серго» — полицейских в черных накидках с серебряными пуговицами — строго следили за каждым.

В те годы Петр Гермогенович много раз бывал в Марселе. Очевидно, это обстоятельство и повлияло на выбор человека, которого послали в первый портовый город Франции. Там Смидовичу предстояло организовать перевозку «Искры» на пароходах, следующих в Батум: найти надежных людей из команды, которые бы взялись, конечно за плату, спрятать у себя в кубрике объемистый тюк и передать его доверенному лицу в Батуме.

«Искра» уже переправлялась в Россию разными путями — через германо–русскую границу, как это организовал Таршис, через Болгарию в Одессу, через Швецию с помощью тамошних социал–демократов. Теперь предстояло наладить еще один путь, о котором беспокоился Ленин: «Относительно восточного берега Черного моря ищите путей непременно. Особенно налегайте на французские пароходы — мы надеемся найти к ним ход отсюда».

Стоял самый конец сентября. Где–то в родной Туле уже осыпались деревья и вся площадь внутри кремля была устлана опавшими желтыми листьями, а в Марселе совсем не чувствовалось осени, светило жаркое, южное солнце, каштаны еще не полысели и давали густую прохладную тень.

Еще издали, подъезжая со стороны Нима, Петр Гермогенович увидел господствующую над городом величавую Нотр Дам де ля Гард — покровительницу Марселя, и у него радостно забилось сердце от предстоящей встречи с городом, который он любил. На склонах скалистых отрогов провансальских Альп пестрели рассыпанные чьей–то щедрой рукой пепельно–красные кубики каменных домов, насчитывавших не одно столетие. Это каменное полукружие полого спускалось к гавани — знаменитому марсель–скому порту, состоявшему из пяти бассейнов, надежно защищенных молом в несколько километров длиной.

Не видя его за дальностью расстояния, он уже представлял себе шумный, суматошный, заполненный пароходами и парусниками ковш взбаламученной морской воды, толпу чужестранных матросов на берегу, шумные портовые таверны с расторопными официантами, пропахший морскими водорослями и рыбой воздух, гул возбужденных голосов, гудение гидравлических кранов и свист ветра в снастях шхун.

Он вспомнил, как любил бесцельно бродить по этому средневековью, слушать в шторм шум близкого моря, гулять, изредка перебрасываясь шуткой с подвыпившим боцманом, который принимал его за коренного провансальца. Теперь ему предстояло не раз наведываться в порт, и не ради прогулки, а по делу, которое ему поручила редакция «Искры».

В первый же по приезде день он снял крохотную комнатку, вся мебель которой состояла из стола и табуретки. Кровати не было, но он решил не тратиться на нее, а спать на тюках с литературой: ее предстояло получить в яичной лавке на старинной улице Ля Канибьер. На звонок в дверь вышел веселый тощий француз в переднике, запачканном желтками, и, узнав, кто перед ним, радостно заулыбался.

— Камарад пришел очень кстати, — сказал он. — Мне как раз нужно отлучиться на полчаса, и буду весьма благодарен камараду, если он заменит меня у прилавка… О, это так несложно! — Хозяин назвал цену на яйца и, нисколько не сомневаясь в том, что Смидович не откажется, стал снимать с себя фартук.

Петр Гермогенович стоял за прилавком более часа и продал несколько сотен яиц, пока наконец не возвратился хозяин лавки.

— Я вижу, у камарада дела идут лучше, чем у меня! — сказал он, весело улыбаясь. — Мсье Пьера, наверное, интересует литература, которую мне доставляют из Женевы?

— Да, да, конечно!.. — теряя терпение, ответил Смидович.

Вдвоем они вынесли из темной кладовки несколько пачек газет и брошюр, и Смидовичу пришлось нанять извозчика, чтобы перевезти все это на свою квартиру.

Теперь осталось приступить к самому главному, и он в тот же вечер отправился в порт. Шел не торопясь, любуясь средневековыми узкими улицами, ратушей, украшенной статуями и кариатидами работы Пюже, многоликой и жизнерадостной толпой никогда не унывающих марсельцев.

Он решил зайти в портовый кабачок, где обычно проводили время рестораторы с пароходов дальнего плавания. Это был тот тип дельцов, с которым, как полагал Петр Гермогенович, он сумеет легче всего столковаться. Привыкнув обсчитывать в ресторанах пассажиров и матросов, они не гнушались никаким побочным заработком и охотно промышляли контрабандой.