Неповторимый. Повесть о Петре Смидовиче

Петр Гермогенович хотел было пробраться к сцене, но не смог и с трудом отыскал свободное место.

— Здравствуйте, товарищ! — Петр Гермогенович оглянулся и узнал чубатого кочегара, с которым покупал оружие.

— Здравствуйте… Вы один пришли?

— Нет, наших много тут. Вперед протиснулись, а я опоздал.

Ораторы не задерживались на трибуне, они призывали к немедленному вооруженному восстанию, и зал в ответ гремел от одобрительных возгласов и аплодисментов.

— Когда же начинать?

— Как только получите указание партии и Совета рабочих депутатов.

И вдруг кто–то из стоявших у дверей крикнул:

— Товарищи! Мы окружены солдатами! Тревожные выкрики стали доноситься с разных сторон:

— Они не посмеют всех арестовать! Не те времена!

— Надо послать делегацию для переговоров!

— Спокойствие, товарищи!

— А как быть с оружием? Его же отберут!

— У меня наган с собой, — сказал Смидовичу кочегар. — Отнимут сволочи. А за него тридцать целковых заплачено.

— Оружие надо сохранить во что бы то ни стало. Попробуем что–нибудь придумать.

Он вспомнил про Зинаиду Ивановну Яшнову, члена финансовой комиссии при МК. Она жила рядом с «Аквариумом» в Комиссаровском техническом училище, директором которого служил ее муж. «Если как–то пробраться туда…»

— Пойдемте в сад, — сказал Смидович. — Вы сможете разыскать своих, кто с оружием?

— Попробую.

Сад был окружен войсками, слышались негромкие голоса солдат, команды офицеров. Перестал стучать движок, и сразу наступила кромешная темень. Раздалось несколько выстрелов в сторону улицы, наверное провокационных, но, к счастью, войска не ответили на них.

Училище отделялось от «Аквариума» высоким забором. Кто–то из дружинников выломал в нем доску, и в щель пролез Смидович. Яшновы, конечно, не спали, и он договорился, что дружинники спрячутся до утра в механических мастерских.

Ночь прошла спокойно. На рассвете выслали разведку, и она доложила, что патрули сняты. Дружинники поодиночке выбрались из училища.

— Не знаю, как и благодарить вас, Зинаида Ивановна, — сказал Смидович на прощание.

— Да разве это не наше общее дело? — ответила Яш–нова.

Утром Петр Гермогенович узнал подробности. Драгуны налетели на выходящих из сада и избили их нагайками. Солдаты действовали прикладами и кулаками. Городовые обыскивали даже санитаров с носилками.

За все эти дни Смидович так и не успел побывать в «окружке» и утром отправился туда по взбудораженным, запруженным народом улицам. Пересечь Садовую не удалось — шла демонстрация, занявшая всю проезжую часть от тротуара до тротуара. Над головами развевались флаги, некоторые такие узкие, что, скорее, походили на вымпелы; они остались еще со дня объявления царского манифеста о «свободах», когда народ обрывал от трехцветных флагов белую и синюю полосы, оставляя красную.

— К нам идите! — услышал Смидович.

Он встретился глазами с молоденькой курсисткой, кивнул в ответ и зашагал с ней рядом.

— В такие дни нельзя быть равнодушным зрителем, — наставительно сказала она.

— Постараюсь таковым не оставаться, — в тон ей ответил Петр Гермогенович.

Курсистка была хорошенькая, веселая, и ее черные, как угольки, глаза горели. Поравнявшись с дежурившим на перекрестке постовым, она крикнула звонким голосом:

— Городовые, а когда вы забастуете?

— Молчать! Не разговаривать, — раздалось в ответ. Смидович расхохотался:

— Ну и любопытную ситуацию вы придумали: бастующие городовые! А что, может быть, и такое случится, как знать…

Манифестация спокойно двигалась мимо запертых магазинов и закрытых изнутри ставен на первых этажах. С тротуаров и с крыш домов на нее смотрели любопытные жильцы. Впереди нес красное знамя студент, рядом, локоть к локтю, шла работница в красной косынке. Громко пели «Марсельезу».

И вдруг…

— Что это? — испуганно спросила курсистка у всех сразу.

Стремительно приближался цокот копыт, послышались крики, зловещий свист нагаек. Люди шарахнулись в сторону, но было поздно. Черная казачья туча вихрем налетела на них. Обагрился кровью снег. Смидович едва успел схватить в охапку курсистку, прикрыл ее своим телом, и удар нагайки пришелся по нему.

Казаки исчезли так же быстро, как и появились. Но на булыжной мостовой осталось несколько неподвижных тел… Кто–то полз к тротуару, ощупывая раны. Кто–то кричал:

— За что изувечили?

Казаков сменила полиция, которая продолжала разгонять демонстрантов. Городовые партиями уводили арестованных в участок.

— Вот вам и бастующие полицейские, — сказал Смидович курсистке, горько усмехнувшись. — Идите за мной. Я тут проходной двор знаю.

Казаки!.. Стиснув зубы, он смотрел на кровь, обильно оросившую булыжник мостовой, и чувствовал, как у него накапливается жгучая ненависть к этим черным воронам, сеющим смерть и боль. Что гонит их на безоружный народ? Какая сила заставляет поднять шашку и со свистом рубануть ею по беззащитной женщине или по знаменосцу — все равно, лишь бы убить и покалечить? Слепая дисциплина? Боязнь потерять свои привилегии, наделы, хутора? Но ведь не все же среди казаков богаты! Некоторые сами ходят в услужении. Почему же они вместе со всеми молча, на всем скаку врезаются в объятую ужасом толпу?..