Неповторимый. Повесть о Петре Смидовиче

Административно–ссыльные получали от государства так называемые «кормовые деньги»: 8 рублей 30 копеек на «непривилегированного» ссыльного и двумя рублями больше — на дворян и лиц со средним образованием. Выдавалось еще «одежное пособие» — 11 рублей на лето и 36 рублей 99 копеек на зиму. Петр Гермогенович решил не пренебрегать «пособием» — с паршивой овцы хоть шерсти клок…

Разыскать «политиков» в таком маленьком городе, как Кадников, не представляло особого труда. Ксения Константиновна предложила дождаться Токареву, а если не терпится, то сходить в дворянский клуб. Туда и отправился Смидович на следующий день вечером.

В деревянном особняке с резными наличниками вдоль наружной стены было оживленно. В зале играла музыка, и несколько офицеров невысокого званья и штатских в мундирах танцевали с местными красавицами в длинных платьях с оборками и с одинаково причесанными пышными волосами.

Петр Гермогенович остановился у двери и обождал, пока оркестрик из нескольких пожилых музыкантов закончил вальс.

— О, я вижу, в нашем полку прибыло! — К Смидови–чу подошел, даже, скорее, подбежал, кругленький человек в пенсне, с бодрыми маленькими глазками неопределенного цвета. — С кем имею честь?

— Новый жилец вашего города — Смидович.

— Между прочим, Кадников такой же мой город, как и ваш. — Человек в пенсне рассмеялся. — Вчера с партией прибыли?

— Да, вчера.

— А я уже здесь скоро год. Моя фамилия Паук–Десятский. Странная фамилия, не правда ли? Но я привык… Социал–демократ? Эсер? Анархист? — спросил он, заглядывая Смидовичу в глаза.

— Большевик.

— Мне больше по душе взгляды социалистов–революционеров. Но в наших условиях, я полагаю, это ничего не значит. Мы все здесь живем одной дружной семьей, вне зависимости от принадлежности к той или другой антиправительственной партии.

Смидович не стал возражать, решил, что не время и не место, хотя и не представлял себе «одной» семьи большевиков и эсеров.

В один из дней Петр Гермогенович встретил пана Гуру и обрадовался, как старому знакомому. Гура был весел, он получил первые заказы местных модниц на «варшавские туфли». Ему было проще, чем другим «интеллигентам», он мог заниматься ремеслом.

— Я к вам приду учеником, пан Гура. Возьмете? — улыбнулся Смидович.

— Буду рад видеть у себя пана. Я живу на Грязевецкой у пани Мирошниченко.

Около знакомой «кардергации» Петр Гермогенович заметил нескольких полицейских и небольшую толпу горожан: очевидно, ждали новую партию ссыльных. Он остановился и услышал приближающийся звон кандалов.

Кандалы, как заметил Смидович, были и на некоторых политических, закованных попарно. «Чем же они так провинились перед царем–батюшкой?» — подумал Петр Гермогенович и встретился с усталым, однако дерзким взглядом кандальника в первом ряду колонны. Очень худое молодое лицо его выглядело измученным, жесткие волосы прилипли ко лбу, давно не стриженная борода свалялась.

— Давно ль идете? — спросил Смидович.

. — Второй месяц, — ответам кандальник через силу.

— Откуда и куда?

— Из Киева в Кадников.

— Из Киева? — переспросил Смидович. Ему стало страшно, когда он представил себе все ужасы этой дороги, растянувшейся на тысячу с лишним верст. — И все время этапом?

— Все время.

— Я постараюсь вас разыскать завтра… Как вас зовут?

— Ляшко… Николай Ляшко.

Рано утром Петр Гермогенович уже стоял у полицейского управления и ждал, когда приведут сюда на регистрацию вчерашних этапников. Скоро он увидел Ляшко, уже без кандалов и заметно повеселевшего: он выходил от полицмейстера.

— А, это вы, здравствуйте! — Ляшко закашлялся. — Вот простудился в этой чертовой дороге. В пересыльных тюрьмах холодина, выбиты стекла. На дворе тоже не лето. Одежонка, как видите, ветром подбита. — Он распахнул свое старенькое, явно не по фигуре, пальто. — Это я так похудел, — Виноватая улыбка сделала его лицо совсем юным.

— Пойдемте ко мне, товарищ Ляшко. Напою вас горячим чаем е малиновым вареньем. Могу предложить ночлег, пока не подыщете квартиру.

— Спасибо, но мы тут сговорились с двумя товарищами по этапу, решили жить коммуной. Они скоро должны выйти.

— Вас за что? — задал обычный в этих случаях вопрос Смидович.

— За участие в социал–демократическом движении. В Вологодскую губернию на три года.

Петр Гермогенович протянул ему руку.

— Значит, и вас? — обрадованно спросил Ляшко. Петр Гермогенович кивнул:

— И меня… Меня на два. — Он задумался. — Никак не могу припомнить, где я вас встречал? Или просто ваша фамилия мне напоминает о чем–то.

Ляшко смутился:

— Может быть, вам попадались на глаза мои рассказы… Я немного занимаюсь сочинительством.

— Ах, вот оно что! — Смидович хлопнул себя по лбу. — Конечно, рассказы. Очень правдивые и нужные рассказы.

— Спасибо на добром слове. Мне так редко говорят о моих литературных опытах.