Нерон, кровавый поэт

Теперь она гораздо меньше занималась своей внешностью. Не было необходимости постоянно выглядеть свежей; скука и утомление на вершине власти производили выгодное впечатление. А успех — лучшее косметическое средство — превосходно поддерживал ее красоту. Она подолгу спала и жила спокойно, со всеми была мила и снисходительна, ее и любили, видя в ней лишь женщину, которая всегда и всюду остается сама собой и вносит в хаос порядок. Она устала уже от борьбы. Хотя достигла, как ей казалось, не слишком многого: результат не соответствовал стремлениям и затраченным усилиям. Вскоре Поппея забыла, что она императрица, точно век сидела на троне.

Нерон находил, что прелесть ее смягчает и озаряет мрак Римской империи. Он проводил с Поппеей немало времени. Но разговаривать им было трудно. Прошлого они не касались, будущее не занимало их больше. Говорил в основном император, ощущавший теперь потребность в этом. Скучающая Поппея сидела, откинувшись на спинку стула.

— Мои стихи... — начинал Нерон.

— А, твои стихи...

— Мой успех...

— А, твой успех...

— Мои планы...

— А, твои планы...

Ему хотелось пожаловаться, но только однажды попытался он это сделать. Рассказал свой сон и в поисках утешения тихо спросил, что может он означать. Поппея ответила лишь, что над такими пустяками нечего ломать голову.

Его прежние собутыльники, веселые друзья юности, оставили пиры, разбрелись по свету кто куда. Отон правил Лузитанией, Зодик и Фанний преподавали в школе, Сенеку враги привлекли к суду, обвинив в ростовщичестве. Император, ничего не предпринимая, наблюдал, как его воспитатель тонет в грязных волнах. Впрочем, Сенека не мог посещать его: он так постарел, ослаб, что подолгу лежал в саду в полном уединении.

Очень скучным был мир и с виду и по существу. Чтобы хоть что-то изменить в нем, Нерон пытался осуществить свои юношеские мечты. Его садовники бились над тем, чтобы, скрестив розу и левкой, вывести новый цветок, похожий на левкой и благоухающий, как роза; кроме того, он повелел спарить голубя и орла. Залы дворца по его приказу выложили синим и желтым мрамором, — красный и белый ему приелся. Но все равно дворец казался императору убогим.

И театр сильно изменился в последнее время. Актеры играли скверно, и народ плохо посещал представления. Нерон рвался на волю, на зеленую мураву, ближе к настоящей жизни, в цирк, например, чтобы посмотреть истекающих кровью гладиаторов и увлекательные состязания на колесницах, где разгорались страсти и зрители делились на непримиримые партии. Актеры вышли из моды. Их вытеснили цирковые возницы, грубые парни, кумиры народа, которые под гром рукоплесканий мчались на колесницах; в чести были и они сами, и их лошади, в большей чести, чем кто-либо из поэтов.

Нерон начал ездить на колеснице. И хотя был изнежен, не способен к военному искусству и умелому обращению с оружием, довольно успешно освоил новую профессию. Сначала тренировался только на биге[33], но на пифийских играх выступил уже на квадриге[34]

, а на истмийских состязаниях с шестью лошадьми. Его окружение составляли теперь цирковые возницы; они орали и сорили деньгами, которыми осыпали их устроители игр. От гонок император окреп. Лицо его загорело, покрылось крупными веснушками, и он стал похож на своих товарищей. Толстый, приземистый возница, он тоже говорил о лошадях, наградах и чувствовал себя хорошо, лишь стоя на колеснице, когда бешеная скорость и бьющий в лицо ветер опьяняли его.

Он не мог обойтись без этого хмеля, варварского дурмана под открытым небом; тишина раздражала его, и он не в состоянии был усидеть один в комнате. Какое наслаждение испытывал он, когда его легкая повозка катилась по арене и скакуны, едва касаясь земли, неслись во весь дух. Четыреста тысяч человек, затаив дыхание, следили за ним на поле между Палатинским и Авентинским холмами[35], в рядах амфитеатра и вокруг цирка, на верхушках деревьев и крышах домов. Только тогда отдыхал он душой. Видел синеву — небо, зелень — траву и черноту — землю. А потом и другое. Огромное розовое пятно, человеческие физиономии, слившиеся в большое лицо сфинкса, — толпу. На этом лице зияли отверстия — рты, из которых вырывались одобрительные и грозные крики, требование, чтобы он победил.

Нерон стоял на колеснице; он был опоясан вожжами; за стягивающие живот ремни заткнут короткий острый нож, чтобы в случае опасности перерезать вожжи. Он ждал, когда, дернув за канат, откроют ворота и бросят на арену белый платок — сигнал старта. Император тяжело дышал. Возле него стояла бига, подальше две квадриги. С ними предстояло ему тягаться.

Угрюмым взглядом окинул он возниц. Его кони дрожали от нетерпения. Прядая ушами, прислушивались, косили глазом.