Несерьезные дети

А рыбеныша я выпустил в речку. Он сначала боком поплыл, закувыркался, а потом обрадовался и совсем уплыл вверх по реке, туда, где она круто загибается в зелень…

Там красивая река, и вокруг нее растут деревья.

… дедушка говорит:

— Вон Митька Глашкин ловить пришел. Хороший мужик. Степенный.

Смотрю, там мальчишка, как я. А одет как дедушка.

Мы сразу и познакомились. Это так просто, когда вместе рыбу ловишь.

Он в деревне — Митька, а в городе его звали бы Димка. Но какая разница… Я его звал Митей, и он меня Вовиком. Мы потом дружили, и я всех ребят узнал и как они живут. В городе все как чужие, а там они все вместе, хоть и дерутся иногда. А у нас в классе что?..

— Осталось десять минут! Начинаем проверять!

… с Митей мы попрощались за руку, как друзья, а в горле что-то сдавилось, и я его позвал к нам приехать. А он только улыбнулся, и все…

В деревне много ребят.

… а в самом конце июля пришло письмо от мамы, чтобы дедушка меня уже отправлял обратно.

Вечером мы опять пекли лепешки, и дедушка был грустный, и все брал меня за руку, и притягивал к себе, и молчал.

А мне совсем не хотелось уезжать.

Мне очень понравилось в деревне.

… утром все холмы были в росе, и я шел до самого поезда в дедушкиных сапогах. Он все говорил:

— Вы это… с Мариною вместе приезжайте. На охоту пойдем. Рыба твоя подрастет. Вы приезжайте.

Марина — это моя мама. Я смотрел на дедушку и никак его уже не мог другим представить. Он только такой, мой дедушка. Сапоги хлопали меня по ногам, но идти было совсем нетрудно. Только я не знал, что вижу дедушку в последний раз и он скоро умрет, в августе.

Мы с мамой плакали, когда письмо пришло, но поехать не смогли, чтобы хоронить.

Туда поезд долго идет…

— Конов, все уже сдали! Ты что, спишь, Конов!

… и даже название «Велихово» теперь кажется таким грустным и сказочным сразу. Дедушка шел за вагоном до самого мостика и чуть не споткнулся и засмеялся, замахал рукой…

ЧЕЛОВЕЧКИ

— Выйди вон, Комоцкий! — сказала Леонора.

— Уже иду, — ответил Комоцкий.

— Кто следующий? — спросила Леонора.

Над последними партами у окна жужжала муха.

— Желающих больше нет, — объявила Леонора. — Тогда продолжим урок. Перестань гудеть, Шашкин!

Все уставились на муху. Та заволновалась и стала биться о стекло.

— Это не я, — робко сказал Шашкин. — Поймать?

— Шашкин пойдет к доске, — ответила Леонора. Шашкин уныло побрел к доске, встал у первой парты среднего ряда и объявил:

— Стихотворение…

— Как стоишь? — сказала Леонора.

— Нормально, — удивился Шашкин.

— Вынь руки из-за спины. Так уголовники гулять ходят. А перед учителем так не стоят!

— Так вы же пионервожатая, — вздохнул Шашкин.

— Я тебе сейчас у-чи-тель! Потому что сейчас урок! Ясно? И зовут меня сейчас Э-ле-о-но-ра Вя-че-сла-вов-на! Ясно?

Шашкин кивнул.

— Воробьева, что ты там пишешь?

— Я?.. — вздрогнула Верка. — Ничего…

— А ну давай сюда!

— Я больше не буду, Лео… нео…

— Она мальчиков рисует, — хихикнула Светка Рябова.

— Давай сюда!

— Не дам, — прошептала Верка.

— Что-о? — взвилась Леонора.

Резко поднявшись из-за стола, пионервожатая пошла в атаку. Верка подгребла к себе бумажки и, наклонившись вперед, прижалась к парте. С ужасом она глядела в ярко раскрашенные Леонорины глаза и, когда увидела решительно протянутую к ней руку, заплакала.

— Не дам! Не надо… Не дам…

— Дашь! — сказала Леонора и ловко ухватилась за листки.

Бумага порвалась. Леонора повторила маневр и вырвала еще клок, потом еще…

Скомканные остатки Верка швырнула на пол.

— Подыми! — приказала Леонора.

Шашкин у доски устроил пантомиму протеста.

Верка плакала, уткнувшись лицом в парту и даже не подложив руку.

Обессилевшая муха, прихрамывая, шла вниз по стеклу.

— Воробьева, кому говорят!

— Не надо, Леонора Славна, — попросил Сережка Комаров. — Она их всегда рисует…

— Что, и у Анны Сергевны на уроках тоже рисует?

— Тоже. Анна Сергевна даже ничего не говорит…

— Не говорит?! — возмутилась Леонора. — А я говорю! Рано ей еще об этом думать! Ясно?! Слышишь, Воробьева?!

Верка вдруг поперхнулась, перестала плакать и подняла голову.

— О чем? — тихо спросила она. — О чем?

— О том! — многозначительно сказала Леонора. — Что рисуешь!

Верка дернулась, вскочила и заорала куда-то поверх Леоноры:

— Ду-у-ура-а!

И выбежала из класса.

— Кто следующий? — спросила Леонора.

Уцепившись мертвой хваткой за руки Анны Сергеевны, Верка выла и ничего не могла сказать.

— Верунька! Ну пойдем хоть в комнату, а? Ну успокойся ты… — растерянно говорила Анна Сергеевна. — Хочешь, чай будем пить с малиной? Да что за беда-то, скажи?

Наконец она высвободила одну руку, обняла Верку и потащила в комнату. Вместе они сели на скрипучий диван. Верка уткнулась Анне Сергеевне в живот и перестала выть, только дрожала.

— Видишь, как не вовремя я заболела… — сказала Анна Сергеевна. — Ты поплачь, легче будет. А потом расскажешь.

— Не хочу, — сказала Верка.

— Не хочешь — не рассказывай. Только успокойся, бога ради…

— Плакать не хочу…

— Батюшки, — вздохнула Анна Сергеевна, — не интернат, а наказание одно…