— Будьте добры, позовите Свету… Пожалуйста…
В трубке молчат.
— Алло! — говорит Антон. — Алло!
— Вы Антон? — спрашивают в трубке.
— Да, — говорит Антон, пугаясь.
— Это вы написали Свете письмо?
— Да, — говорит Антон чужим голосом.
— А зачем вам Света?
— Поговорить.
— Антон…
— Слушаю, — говорит Антон.
— Я очень вас прошу… Света тогда весь день плакала… Не звоните больше, Антон… И не пишите.
— Почему? — спрашивает Антон.
— Вы хороший мальчик… Не надо… Ни звонить, ни писать…
— Вы не имеете права! — кричит Антон. — Почему?
— Антон…
— Да… — говорит Антон.
— Света — немая…
— Как, немая? — шепчет Антон, и у него начинают дрожать колени. — Почему?
В трубке молчат, и по еле уловимому шороху Антон понимает, что там плачут. И еще он понимает, что ответа не будет — трубку сейчас положат.
— Алло! — орет Антон, всхлипывая. — Подождите! Алло!
— Да…
— Алло! Я знаю! Я это знаю! Ну и что? — орет Антон, стараясь не плакать. — Алло! Можно я приду? Слышите? — И ждет.
В трубке долго молчат. Потом говорят:
— Приходите.
Гудки…
Антон сдирает куртку с вешалки.
На столе, в вазе, стоят цветы — они были к маминому дню рождения. Антон вытряхивает их из вазы.
— Что? Ты куда? — хватает его за руку мама — они сталкиваются в подъезде.
— Надо! — говорит Антон. — Потом!
У мамы заплаканные глаза.
— Антон, тебе поставят «неудовлетворительно» за поведение! — сообщает мама. — Ты добился…
— Потом, мамочка! — говорит Антон.
— Тебе дадут плохую характеристику! Ты понимаешь это?
— Мама, я спешу, мне некогда!..
— Антон! — сердится мама. — Можешь ты меня выслушать? Ты же такой глупый, ты не понимаешь, чем это грозит!
— Мама, меня ждут!
Антон выбегает на улицу.
— Господи! — говорит мама ему вслед. — Какие дети пошли несерьезные…
Юрий АРТЮШОВ
ТУДА ПОЕЗД ДОЛГО ИДЕТ
Вера Денисовна проверяет тетрадки из другого класса прямо у нас на уроке. Значит, на следующем уроке будет читать мою. Лето разве кончилось? Еще так тепло и листьев много на деревьях. А как это — провел лето? Почему так говорят? Лоскутов собирается у меня списывать, ну и пусть. Ему не годится: он все три смены в лагере был…
… сначала все думал, как это там, в деревне? У нее название такое… Ну, загадочное. Как будто сказочное: Велихово. От станции еще пешком идти пять километров. Поезд остановился, а станции никакой нет. Только сарайчик стоит, и название совсем другое. Проводница кричит:
— Эй, кому тут внука сдавать?.. Подходи!
И человек, который шел по черной тропинке у вагона, оказался моим дедушкой. Я его раньше никогда не видел. Больше на станции никто не выходил и никого не встречали. А поезд длинный… Дедушка снял меня с вагонной лесенки, как маленького, на руки. Мне стыдно стало, и я словно окаменел весь. А проводница кричит и чемодан подталкивает. Оказывается, поезд уже поехал…
… оглядываюсь, смотрю, где же это Велихово. Я его представлял на зеленом холме, вокруг — речка, а у самой речки — домик, где дедушка.
А дедушка совсем не такой, оказывается, а похож на обыкновенного старичка в кепочке. У него лицо темное, а щетина седая. Глаза добрые. Он меня щетиной уколол и говорит:
— Чемоданишко-то большой, да легкий.
И постучал по нему. Мы еще стояли, ждали, пока поезд проедет. Дедушка будто стеснялся. А у меня в носу защипало, я все по-другому представлял — и Велихово, и дедушку… Но ведь все равно обратно не поедешь.
Дедушка со мной как со взрослым говорит:
— У нас хорошо, всем нравится, кто приезжает, городские…
Потом взял чемодан и пошел через рельсы на другую сторону. Я чувствую: он мне совсем как чужой, но добрый. Я тоже за ним, через рельсы. Там тропинка в лес началась, одни березы и травой пахнет. В поезде по-особенному как-то пахнет. А тут — травой пахнет, землей и ягодами, когда они на солнце. Я стал смотреть в траву и вдруг думаю, что надо чемодан у дедушки забрать. А как его назвать — не знаю. Мартын Денисович? Нет, так нехорошо. Он же дедушка. Я говорю:
— Давайте я сам понесу, он легкий.
Дедушка улыбнулся:
— Твое дело отдыхать. Ты в городе сколько намучился, а наше дело привычное. Ничего, не сомневайся.
Я все-таки сомневался, а дедушка шел и рассказывал про деревню, как леса хотели вырубить, а председатель не дал, про курей и про Жульку. И сказал, что в пруду можно ловить рыбу, но можно и на речку — это подальше…
— Конов, твое сочинение на окне написано?
— Нет…
— Смотри в тетрадь. Все пишут, а ты сидишь.
— Я думаю.
— Мыслитель…
… вечером, когда уже темнеет, когда от травы будто холодок поднимается, небо синее-синее, и по нему идут самолеты. Сначала один звук и, кажется, земля к небу все ближе, ближе… А потом, когда еще сильнее стемнеет, вспыхивают далеко позади звука яркие огоньки, будто колет глаза.