Неси меня, Белая (СИ)

   Улица лениво охорашивалась после дождя: стряхивали последние капли с листьев георгины в палисадниках, подсыхали промытые заборы, уходили в песок лужи. Тишина, ни огня, ни дыма. Втолкнули коляску в разбухшую калитку. В окне Машкиной квартиры темнота. Девочка ногами загребала от усталости, но заставила друзей смыть потёки грязи, почистить обувь. Тихонечко вошли в полумрак сарая. Света крепко спала на топчане, прижав к животу старого уродливого медвежонка, до невозможности замусоленного Кристей. Непонятно, увидела ли малышка свою игрушку в чужих руках, или просто растрясли её дорогой, но уютный покой смёло заливистым рёвом. Женщина открыла глаза и несколько секунд недоумённо рассматривала стену. Машка знала, что сейчас ей кланяются подсолнухи и дарят добросердечные взгляды нарядные феечки. А игривые буруны на волнах пытаются зазвать в морскую даль.

   - Ой, ребята... А я заснула нечаянно. Так мне ещё никогда не спалось. Будто в колыбели.

   - Не смеши. Откуда тебе знать, как спится в колыбели? - Машка трясла сестру, но рёв становился уже просто невыносимым.

   - То-то и оно, что неоткуда. Но всё равно знаю. Не тряси ребёнка, давай сюда. Пойдём, Кристя, кашки поедим. А они пусть оладьи жуют, - Света раздавала команды не хуже Машки. Девочка неохотно подчинилась, видно, устала за день.

   За вечерним чаем с оладьями и вареньем Машка поинтересовалась:

   - Света, а кто у тебя там? - и легонько, словно знакомясь, коснулась живота.

   - Девочка, - улыбнулась невестка. - Николай так обрадовался... У вас же почти одни мальчишки.

   - А как назовёшь?

   - Не знаю. Потом вместе решим.

   - Есть красивое имя - Регина, - начала издалека Машка.

   Стас поперхнулся чаем. Прокашлялся, зажевал оладьей смех и спросил:

   - Маня, а почему ты русские имена не жалуешь? Можно и в честь деда с бабушкой назвать.

   Машка снова удивила: не разоралась, а вполне мирно помечтала:

   - Сидят бабки у магазина и спрашивают: кто это там идёт? Да Машуня с Кристиной и Региной.

   - Хорошее имя. Пусть пока здесь, - женщина приложила руку к животу, - будет Региной. А там как Николай скажет.

   Машка хитро прищурилась. Она и Колька всегда были заодно.

   Прощаясь за калиткой поздним вечером, Машка сказала, запрокинув лицо к небу:

   - Я сегодня такая счастливая... Сарай не сгорел, племянница Регина скоро родится.

   - Доча! - крикнула из окна Анна Ивановна. - Иди скорей, золотце наше обделалось, сейчас всё кругом измажет. Вертлявая такая, в руки не даётся.

   Разногласия

   Потеплело, даже жарко стало - на лоб словно блинчик с пылу да жару положили. Ой, солнечный луч... Утро?! Сорваться с кровати помешали голоса на кухне. Анна, Машунина мама, принесла нам молоко с утренней дойки. Наш-то коровник теперь пуст. Его тоже снесут и поставят на сиротском месте гостевой домик. Бабуля долго не могла пить молоко от соседской коровы, говорила, что неродное. Потом привыкла.

   - Вот, Аня, деньги за месяц вперёд. Спасибо тебе.

   - Нет, тётя Вера, не надо... столько много не надо. Твои ж ребятишки нам помогают. Вчера картошку окучили.

   - Бери, Анна, кому говорю - бери. Такую ораву в школу собрать никаких тысяч не хватит. Да ещё родины намечаются.

   - Спасибо, тёть Вера. Я попросить хотела... мож, поговорите с Машкой. Кристину всё же придётся в инвалидный дом отдать. Жа-а-алко мне доченьку мою горемычную... народилася и для людей и для Бога лишней. Всю семью повязала... Мне работать надо. Машка тот год в школу почти не ходила. А на што? Все врачи говорят, дочка ничё не понимат и не будет. Идиотка, говорят.

   - Присядь, Аня. Плачешь? Значит, слёзы ещё не все выплакала. А вот Машка не плачет - не осталось, наверное, слёз-то. Потому что всё в сестрёнку вложила - и силы, и здоровье, и жизнь свою недолгую.

   - Ты, тёть Вер, пошто так говоришь? Про жизнь недолгую?..

   - Погляди на свою Машуню - как головёшка чёрная, одышка, будто у старухи. Мальчишки в санаторном лагере отдохнут-полечатся, а Маша? Она тоже ребёнок...

   - Так не захотела! Ей и зимой путёвку выделяли - ни в какую. В город к врачу, по сердцу который, теперь не увезёшь - драться лезет. До пены на губах кричит. Боится за Кристину. Что отдадим её...

   - Одно тебе скажу: не по Машенькиным плечам этот крест. Ты мать, тебе и решать. Поговорю с девочкой. Хотя никакие слова не помогут. Тут одно осталось - ждать, пока...

   - Пока что... тёть Вер, пока что?..

   В кухне повисло молчание. Через минуту Анна засуетилась и ушла.

   ***

   После завтрака мы со Стасом работали в теплице, обихаживали парники, пололи грядки.

   - Ольга, а ты за Кристинку или против? - спросил брат, наполняя железную бочку колодезной водой.

   Слышал, значит, утренний разговор в кухне. Ни он, ни я маленьких детей не любили и никогда не страдали от того, что в своих семьях были единственными. Оба, какговорится, поздние дети. Жили в соседних городских кварталах, встречались только по выходным да на каникулах. Куда бы ни уезжала с родителями, Стаса мы брали с собой. И наоборот. За два деревенских месяца братец успевал здорово вынести мозг, но в городе только и вспоминал летние приключения. Последний год была ещё спорная тема - Кристина, больная дочка Коршуновых.