Нет мне ответа...

В огороде всё наросло хорошо, жаркий июль пошёл на пользу, а я в самую жару притухал в больнице, молил дождя, вот и намолил, впору просить и всех, кто выше него, прекратить эту благодать.

Был тут с фильмом Никита Михалков, навестил меня в больнице, сулился за счёт своих фондов и студии пристроить меня в сухой подмосковный санаторий, так, может, в октябре и поеду. Уж больно недомогаю, так и тянет прилечь, а надо бы ноги расхаживать, пущай и с палочкой.

Ребята зажили отдельной жизнью, Полька поступила в физкультурный техникум и по упражнениям имеет сплошные пятёрки, да это не диво, а диво то, что по литературе она сдала экзамен на четвёрку, уж так её Витька, видать, достал, когда и лупил, наверное, что сдала дивчина усе и теперь, говорит, мастером спорта будет. И пусть спорта, но не с понта только…

Уж в компании-то мне в Ясной Поляне не побывать, но если обыгаюсь в санатории, съезжу один, просто так. Володя Толстой пишет, мол, пожалуйста, в любое время.

Ну вот, уже устал, закругляюсь. Обнимаю тебя, целую многократно, спасибо, что не забываешь. Преданно твой В. Астафьев

P. S. А что это поэт и историк Золотцев на тебя подворотной собачонкой напустился? От чувства неполноценности или от врождённой злобы?

Очень хорошую я книгу пробил Алёши Решетова[263], попрошу Маню тебе послать парочку. Сам зачитываюсь и открываю Алёшу по новой…

6 октября 1999 г.

Красноярск

(Н. Гашеву)

Дорогой Коля!

Высылаю тебе десяток книжек Решетова и приложением книжку «затесей», изданную нашим издательством «Платина». «Затеси» здесь не шевелённые, не подрезанные в опасных местах, как это сделано в нашем целомудренном журнале.

Случилась беда: в тот период, когда издавалась книга, погиб в автокатастрофе директор завода, который поддержал это издательство. Оно много печатает (пусть и маленькими тиражами) всякой литературы, и хорошей, и плохой. Хлопцы стихоплёты местного разлива слетелись на халяву, как осы на мёд, начали издавать поэтический ширпотреб аж тоннами, до двадцати листов, вот мне и хотелось разбавить их настоящей поэзией, тем более что здесь его, Решетова, никто не знает, разве что бывший пермяк Ефимовский (директор Суриковской галереи), он сочиняет романсы на слова Решетова, получается у него просто дивно, если не перепьёт и орать не примется.

Коля! Тут в двух экземплярах я поправил пару ошибок. Как без них на периферии! Ошибки прошли с машинки, за Марьей Семёновной нонче глаз да глаз нужен, ты поправь в остальных экземплярах и раздай книжки кому захочешь.

Хотел я послать в пермский Союз писателей пачку, да что-то глухо всё у них, и как они к этому отнесутся – не знаю. Посылал по их просьбе (а на все редкие просьбы пермяков я стараюсь откликнуться, обязан я многим Уралу и чувство вины перед ним в сердце ношу), так вот послал в возобновившийся альманах «Прикамье» уже давно, и ни слуху, ни духу. Коля Вагнер хоть изредка писал о делах пермяков, книги и газеты присылал, а сейчас, видать, в Союзе некогда посторонним делом заниматься, наверное, делят шкуру давно убитого медведя, пермскую литературу.

У меня, Коля, тяжёлый год. В июле, в самую жару приключился инфаркт, второй в жизни, и если первый (приключившийся, кстати, в Перми) я не заметил, то от второго не могу избавиться и до сих пор. Года, да ещё пучок других болезней. Естественно, ничего не мог делать, даже на большое письмо сил не хватало, и вот, приехав из деревни, походив в больницу на уколы, глотая по горсти таблеток, начинаю чуть-чуть приближаться к столу. Пробую раскачаться на воспоминания о Николае Рубцове, попишу «затеси», а там, съездив в санаторий, глядишь, и за роман примусь. Писать, оказывается, очень тяжело, много сил надо, вот к концу жизни начали руки неметь. Поэтому прощаюсь с тобой, желаю доброго здоровья и всего хорошего в этой расшатанной жизни. Кланяюсь. В. Астафьев

20 декабря 1999 г.

Красноярск

(Семье И. Н. Гергеля)

Дорогой Ваня! Дорогая Тоня!