Как странно! Я узнавала этот парк, узор его дорожек, причудливые стойки старых деревьев. Это мой парк! Парк у родового замка Сааф! Вот только подоконник… Точно знаю, что его, аккуратно отшлифованного, покрытого лаком, сейчас нет. Мы с Габриэлем его выломали и сожгли во время Холодной смуты, когда добывать дрова в лесах было запрещено, потому что все они уходили на нужды армии, а жуткие холода выморозили замок до невозможности. Мы тогда сожгли все, что горело: мебель, архивы, большую часть книг… И вот эти старые деревья в парке тоже… Вырубили и сожгли. Топили этим камин в центральном зале, где собрали всех своих подданных, кто пожелал укрыться в нашем замке от трескучих морозов, кто не мог обогреть собственные дома.
Внимательно посмотрела на руки. И они не мои. Мужские. Что происходит?
- Послушай... - сказала я.
Или не я?.. Слово вырвалось из моего горла, ощутила, как шевельнулись губы, но я ими не управляла, и голос… Голос был мужским. Говорил мой отец! А я оказалась заперта в его теле, смотрела на все его глазами. Попыталась обернуться, взглянуть на того, с кем он говорил, чей тяжелый взгляд жег спину, но не смогла. Над телом графа Стааф, телом почившего ныне отца я была не властна. Будто бы видела то, что уже свершилось и не могла это изменить. Наблюдала прошлое.
- Меня все равно призывают на службу в столицу, - продолжил отец. - Лестус Иврийский призывает… А я, ты же знаешь, не могу отказать. Магест, связанный клятвой, не волен выбирать.
Это прозвучало так горько, так надрывно, будто бы невозможность отказаться от службы королю была самой большой трагедией в жизни моего родителя. Странно, я всегда считала, что отец был тем, кто не противился клятве, с гордостью служил короне и звался паладином Его Величества. Или причиной была личная неприязнь к Лестусу Иврийскому?
- Цинтии уже двенадцать, - после небольшой паузы и тяжелого вздоха продолжила я голосом отца. - Ее магия вот-вот пробудится. И магия Ориона тоже. Выбор прост: либо сказать сейчас, либо молчать вечно!
Невидимый слушатель за спиной сочувственно и понимающе хмыкнул.
- Но я не могу… Не могу хранить эту тайну! - скрипя зубами, выговорил отец. - Я все расскажу Лестусу и буду надеяться, что он помилует хотя бы Габриэля! Судьба и так наказала моего сына слабым здоровьем за наше с его матерью деяние…
Отец опустил голову, поднял руку ко лбу и с силой потер. Я ощущала его эмоции: сильное волнение, смятение, боль и горечь, смешанные со слабой надеждой на лучшее, на освобождение от груза тайны, которая нестерпимо сильно давила на плечи, мучая его честную натуру.
Сзади раздались легкие шаги, какой-то шорох, звон стекла, характерный “чпок” вынутой пробки и плеск. Тот, кому отец поведал о своем намерении раскрыть его величеству какую-то страшную тайну, тихо подошел и поставил на подоконник стакан наполовину заполненный коричневатой жидкостью. Нос тут же защекотал аромат травяной настойки, настолько крепкого алкогольного напитка, что даже отец редко касался его. А мой взгляд зацепил сжимающие стакан пальцы, мужские, грубоватые, ничем не примечательные. Вот только на одном из них сверкала гранями россыпи мелких драгоценных камней и витиеватым узором середины печатка.
Эта ювелирная роскошь была мне знакома. Я совершенно точно уже видела такое кольцо. Но у кого?
Кто этот таинственный, незримо присутствовавший в показанном мне осколке прошлого знакомец отца?
Вдруг все мое сознание пронзило нестерпимым желание раскрыть его личность, словно бы это было самым важным, будто от этого зависела моя жизнь. Я постаралась подчинить себе отцовское тело, дотянуться до мужских пальцев, схватить собеседника за руку.
То ли это было невозможно, то ли я перестаралась с усердием, но моя рука вылетела из руки отца, зависнув над ней прозрачной тенью с очертанием пальцев. Охнула от испуга, дернулась, желая обернуться. Ничего не вышло. Комнату в нашем замке начал затоплять ослепительно-белый свет, в ушах загудел протяжный писк, точно такой, какой я слышала перед тем, как очутилась тут, в теле своего родителя.
Свет становился все ярче, съедал предметы и окружающую обстановку, вид за окном, моего отца. Памятуя о том, как больно было глазам, крепко зажмурилась, спасаясь от нее. Но даже сквозь плотно сомкнутые веки видела ослепительную белизну.
Старалась дышать глубоко и ровно. Вдох-выдох, вдох-выдох… Постепенно яркий свет погас, писк стих. Осторожно, с опаской открыла глаза и огляделась.
Я оказалась отнюдь не в замке Стаафов, больше того, совсем не в помещении. Стояла на тропе, которая извиваясь змеей шла к маленькому, древнему, но добротному, сложенному из внушительных каменных блоков храму стихий.
Местность была мне незнакома, готова была поклясться, что никогда прежде не была здесь. Куда же на этот раз венец власти и ушедшие закинули меня? А главное - для чего?
Когда первое удивление прошло, заметила, что здесь стоит странная, гробовая тишина. Ни шелеста ветра, ни стрекота насекомых, ни уханья ночных птиц. Ничего. Осмотревшись, поняла, в чем причина.