— Ага! Это уже хорошо, что знаете. Теперь, пожалуйста, объясните мне, почему до сих пор вы не сочли нужным явиться ко мне в штаб.
— Дело в том, что мы появились в этих местах совсем недавно, и буквально дня два тому назад мне стало известно местопребывание вашего штаба. Сам я занят был неотложными оперативными делами.
— Подождите, подождите! Вы потрудитесь ответить мне на такой вопрос: кто позволил вам базировать свой отряд именно здесь, в доверенной, понимаете, в доверенной мне зоне? Чем руководствовались вы?
— Что же, могу ответить. Место для базирования отряда подсказал мой некоторый опыт. Руководствовался я, признаться, и своим командирским долгом и, наконец, своей партизанской совестью.
— Гм… Странно, странно. Долг, совесть…
— Товарищ полковник, я, наконец, не понимаю ни смысла нашего разговора, ни того, что вы от меня лично хотите.
— Потрудитесь ежедневно утром посылать мне рапорт о положении в вашем отряде. Это раз. Во-вторых, мне нужны подробные сведения о том, сколько у вас людей, сколько оружия, какое довольствие. Немедленно пришлите арматурные списки и сведения о запасах амуниции. Не позже вечера пришлите планы боевых операций на текущий месяц и на ближайший квартал. При этом напоминаю вам, что план каждой операции вы будете детально разрабатывать со мной лично, а также согласовывать со мной их проведение. Дальше вот что: извольте немедленно, сегодня же прислать рапорт с просьбой, чтобы вам было разрешено остановиться в моей зоне. Это самое главное.
— А дальше? — Что дальше?
– Что прикажете делать дальше?
— А-а! Вы в этом смысле. Тут со мной есть представители отделов штаба. Они уж сами предъявят вам требования на разные сведения. Их, конечно, довольно много, таких документов.
— Осмелюсь спросить,—уже с явной иронией спросил Заслонов,— а кто же будет воевать, если мы превратим отряд в канцелярию?
— Знаете,— сурово глянул полковник на Заслонова,— ваш последний вопрос совсем неуместен… А еще вот что: потрудитесь сегодня же передать мне лично ваше письменное объяснение о том, как захватили вы парашютный груз.
— Груз этот, к вашему сведению, никто не забирал. Он был найден моими партизанами, и оружие из груза роздано партизанам, которые находятся теперь на операции. При первой же возможности все, что найдено, будет возвращено вам. Но вы не ответили на мой вопрос: кто будет воевать, если я посажу всех за писанину?
— Не писанина, а отчеты и оперативные документы. Вот что я вам скажу,— об этом я думал, еще едучи сюда: вижу, боитесь вы всех этих обязанностей. Что ж, можно найти самый лучший и разумный в данном случае выход: отряд ваш в полном составе переходит под мое командование, я уж как-нибудь справлюсь с этой задачей. Ну, а вы, как человек, который так заботится о боевых делах, возглавите у меня группы подрывников. Их можно организовать из ваших железнодорожников. Да и в самом деле, какой может быть самостоятельный отряд из ваших железнодорожников? Возиться с рельсами и гайками — это, конечно, их дело, тут они на месте. Но заниматься боевыми операциями в полевых условиях — это уже, извините, вряд ли им под силу. Так и сделаем; я сейчас же отдаю приказ о присоединении вашего отряда к моему, и тогда отпадут всякие основания для наших споров.
Заслонов, который все время сравнительно спокойно сидел за столом, теперь уже не стерпел и, решительно встав, резко ударил ладонью по столу:
— Ничего из ваших планов не выйдет, товарищ полковник! Отряд организовал я и командовать им как-нибудь буду сам.
— Тогда потрудитесь, молодой человек…
— Я вам не молодой человек, а командир отряда!
– Тем лучше. Потрудитесь выполнять мои приказы, г*; Нужно, чтобы они были разумные.
— Как вы осмеливаетесь оскорбительно отзываться о моих приказах? Я немедленно отдам вас под суд! Я прогоню вас с вашим отрядом из моей зоны… Я запрещаю все ваши боевые, с позволения сказать, операции, Я…
И до того разволновался, разгневался начальник штаба, что не знал, куда и руки деть.
— Вы слыхали мой последний приказ?. — спросил Лойка.
— К сожалению, слыхал.
— А если слыхали, выполняйте.
— К сожалению, не могу выполнить. И не буду.
— Как это не будете?
— А просто так. Никто не имеет права отдавать мне подобные распоряжения. Понимаете, никто, кроме Центрального Комитета партии и Центрального партизанского штаба.
— Смотрите вы на него, какой высокий начальник нашелся! Вы забываете, с кем говорите! Да вы, да я… Какое право вы имеете спекулировать именем Центрального Комитета, если вы беспартийный, если вы…,
— Вот несмотря на то, что я беспартийный, я уважаю высокий авторитет Центрального Комитета, который доверил мне серьезное дело, поручил его мне… И надеюсь, я оправдаю это высокое доверие.
— Хорошо, поговорим еще в другом месте… Начальник штаба вышел из-за стола, отдал короткий приказ:
— По коням!
.— Счастливой дороги, товарищ полковник!
— Видел? — спросил Заслонов у Чичина.
— Насмотрелся…— неопределенно ответил он.