— Видите, товарищ Лойка, может, и стал бы я на ваше место, если бы на то воля партии да если бы у меня хватило способностей справиться с такой должностью. Но сейчас мне достаточно и моей работы, и единственное мое желание — как бы лучше совладать со своими обязанностями. Закончу тем, с чего начал, Я надеялся встретить действительно начальника штаба, а в отряд к нам явился сборщик сведений, статистик, если не районного масштаба, то, возможно, немного выше.
Лойка больше не отбрыкивался. Взвесив ситуацию, он попросил слово, чтобы оправдаться. Но оправдания получились такие несуразные, что вызвали только общий хохот. Он постоял молчаливо минуту, что-то обдумывая, потом решительно отбросил в сторону свой солидный портфель и сказал коротко и ясно:
— По всему видно, не справился я. Правильно говорили товарищи, ничего не скажешь против. Думал я вытянуть эту работу, но, видно, не в моих она силах»
Совещание закончилось поздно вечером. Секретарь обкома позвал к себе Заслонова и Чичина. Он подробно познакомился с планом операции, намеченной За-слоновым, согласился с ним.
— Что же вы думаете делать после, когда все задуманное вами удастся с успехом завершить?
— Перебазируемся на другую железную дорогу, подбросим и там огонька, работы хватит, товарищ секретарь, по нашей специальности…
— Ну что ж, товарищи, желаю вам всяческой удачи!
6
Стояла тихая апрельская ночь. В густом мраке прятались станционные пути, на которых кое-где поблескивали стрелочные фонари.
Неподалеку от станционного здания в багажном пакгаузе разместилась охрана станции, человек двадцать пожилых солдат, людей того солдатского возраста, когда хороший котелок супа и кружка кофе куда более понятны и интересны, чем перипетии сложной, запутанной судьбы, забросившей их сюда, на небольшую станцию, по соседству с таким же небольшим городком. Нельзя сказать, чтобы солдаты чувствовали себя хорошо в пропахшем мышами пакгаузе, хотя жить было можно. Они слышали о партизанах, но у них имелись хорошие дзоты и уж конечно хватало патронов и гранат. Можно было просто залезть под дубовые доски пола и сидеть, как за крепостной стеной, за толстым фундаментом, в котором пробиты неплохие амбразуры. Тут же за путями было человек пять полицаев. Они следили за людьми, работавшими на прокладке новых запасных путей. Применять особые меры не было нужды, потому что работники более или менее аккуратно являлись каждый день по разнарядкам волостной управы из ближайших деревень, а некоторые, чтобы напрасно не бить ноги, оставались здесь и ночевать. Среди них было несколько человек из постоянной ремонтной бригады и десяток вольнонаемных рабочих.
Все, кто оставался здесь на ночевку, находили себе временный приют среди штабелей дров и бревен. Двое полицаев с самого вечера напились и спали мертвым сном в небольшой будке сторожа. Трое пошли в городок, чтобы как-то развеять одурение, овладевавшее ими в результате постоянного безделья.
Отсюда, от штабелей дров, слышно, как возле пакгауза немец наигрывает на губной гармонике. Изредка можно услыхать, как сопит, надувается изо всей силы музыкант. Видно, инструмент у него необычайно слабый. Музыка временами совсем исчезает, особенно когда с ближайшего болотца поднимается дружный лягушачий концерт.
Через полчаса подул холодный северный ветер. Болотный концерт утих.
Два солдата, пощелкивая фонариками, пошли от станции к семафору и дальше.
А возле штабеля дров идет тихий-тихий разговор.
Заслонов проверяет последние приготовления.
— Все готово, Константин Сергеевич. Теперь дело не за нами, а за немцами…
Это голос Хорошева. Он говорит, а сам навострил ухо, вслушивается в ночную тишину, чтобы различить за десяток километров еле уловимое пыхтение машины, перестук металла. Одного немного опасались — чтобы не пришел эшелон с войсками. Это значительно усложнило бы операцию, а возможно, сделало бы ее совсем нереальной. Но было уже известно, что после частых выходов партизан на железную дорогу немцы не пускали по ночам эшелонов с войсками. Пускали или порожняк, или поезда с второстепенными грузами.
— А в карьере стоят вагоны под погрузкой?
— Четыре вагона. Неплохо, Константин Сергеевич, если они уже нагружены снарядами.
Возле штабелей снова стало тихо. Только с подвыванием гудели телеграфные провода, видно на похолодание. С болотца тянуло сыростью, и Заслонов почувствовал, как незаметно забирается холодок под его легкую железнодорожную куртку.
И вот все услыхали – к ровному гулу провода незаметно примешались новые звуки, еще очень слабые, едва-едва уловимые. Зародившись где-то за десяток километров, за полями, за лесами, эти неясные еще звуки постепенно сливались в сплошной гул, и он все больше наполнял собою ночные просторы. Можно было почувствовать, как дрожала земля. Поезд вышел, видно, из ближайшего леса, и уже доносился перестук колес на стыках. Вскоре раздался резкий протяжный гудок.
В темноте особенно отчетливо было слышно, как часто, часто дышал Хорошев, как нетерпеливо кто-то затоптался на месте и зацепил ногой полено дров под ногами.