В начале июня Хрущев сам побывал в Риге и участвовал в совещании руководящих партийных работников Латвии. Увидел редкий к тому времени памятник Сталину. Второй секретарь Вилис Круминьш не раз говорил управляющему делами ЦК:
— Убери ты ее!
Осторожный управляющий советовался с секретарем республиканского ЦК по идеологии Арвидом Яновичем Пельше. Тот не был сторонником поспешных решений:
— Подождем еще.
А теперь сам Хрущев с угрозой в голосе поинтересовался у рижан:
— У вас что, тягача нет статую убрать?
Вернувшись в Москву, Никита Сергеевич возмущался национальной политикой во всей Прибалтике:
— Говорят, в Литве есть целые польские районы, но у руководства только литовцы. Русских никуда не выдвигают, только милиционерами. В милицию выдвигают русских. Когда арестовывать, надо русских тянуть, мол, видите, что русские делают. Я это говорю для большей активности, что у товарища Снечкуса не лучше дело, чем у латышей. И в Эстонии не лучше дело, чем у латышей. Надо подойти самокритично. Никакой трагедии нет. Все будет перемелено, и все будет на месте, но надо правду сказать и поднять людей на борьбу против этого.
Хрущев вспомнил предвоенного президента Латвии Карлиса Ульманиса:
— Ульманис умер, но он может в гробу спокойно лежать, его дело в Латвии продолжается. А ведь руководителем ВЧК был Петерс — это замечательный был большевик.
— И в разведке раньше были, — поддержал его Микоян, — и командующие тоже были латыши, например, Алкснис и другие.
— Я в Риге выступал на митинге под дождем, — делился своими воспоминаниями Хрущев. — Старуха подошла, зонтик надо мной держала. А когда речь кончил, она говорит: «Вы меня забыли, я из Бауманского района, я вас знаю по Москве, когда вы были секретарем райкома, я старый член партии». Это же латышка.
Хрущеву не понравилось, что власти республики пытаются ограничить въезд русских, желающих переселиться в Латвию:
— Щаденко покойный умел шутить. Когда Кулику присвоили звание маршала, говорит: ты теперь маршал, тебя возьмут в больницу, так неужели тебе простой человек будет ставить клизму? Если это перефразировать, то, если возьмут латыша в больницу, русский человек может ставить ему клизму?
— Может, — покорно подтвердил Калнберзиньш.
— Нужно учесть, что у нас очень большой нажим, — попытался защититься председатель Совета министров республики Вилис Лацис. — К нам едут с разных мест и не всегда положительный контингент. Едет паразитический элемент, которого у нас и без этого хватает.
В марте 1959 года сессия Верховного совета Латвийской ССР приняла Закон «Об укреплении связи школы с жизнью и о дальнейшем развитии системы народного образования в Латвийской Советской Социалистической Республике». Этим законом вводилось вместо семилетки обязательное восьмилетнее образование в школах, учебники предполагалось раздавать бесплатно.
Хрущев возмутился инициативой Латвии:
— Что же это, товарищи, в одной республике Союза такой закон, а в другой — другой закон! Допустимо ли это? Недопустимо. Если так надо сделать и есть такие возможности, то почему надо делать только для Латвийской республики. Если сделать для одной республики, то надо и для других. Видимо, сейчас не созрели материальные возможности, чтобы это сделать. Следовательно, никто не должен этого делать.
Латвийские руководители пытались объяснить Хрущеву, что программа обучения в республиканских школах более объемная, чем в российских. Помимо общих предметов в школах Латвии в обязательном порядке изучались латышский язык и один иностранный, а также история и география республики...
Зашел неизбежный разговор о том, что приезжие не знают латышского языка, а руководители республики выступают на родном. Круминьш рассказал, как летом 1953 года, после смерти Сталина, когда Л. П. Берия хотел предоставить республикам больше самостоятельности, некоторые члены партии, воодушевившись, выбрасывали машинки с русским шрифтом, а заодно избавлялись и от портретов вождей.
Тогда ЦК Компартии Латвии получил указание: перевести делопроизводство на латышский язык, а номенклатурных работников, не знающих латышского, откомандировать в распоряжение ЦК КПСС. Составили список из 107 человек, с которыми следовало попрощаться. Позвонили в Москву: как же отсылать людей, если их только что пригласили в Латвию?
В ЦК угрожающе сказали:
— Исполняйте указание. Иначе будете нести партийную ответственность. А может быть, и не только партийную.
Получив указание сверху, некоторые партработники сразу же забыли русский. Секретарь ЦК Компартии Латвии Пельше распорядился: «Кадры надо латышизировать». Но тут Берию арестовали, и Пельше больше свое указание не вспоминал. А Берклавс и Круминьш остались при собственном мнении.
— Мне казалось неправильным, — объяснял второй секретарь ЦК Компартии республики Вилис Круминьш, — что на совещаниях, на крупных собраниях, на которых присутствовало 90 процентов разговаривающих на латышском языке, мы вели работу, как правило, на русском языке.