Никогда прежде

Я планировала круто развернуться и гордо удалиться, ведь уже от всей души ему предложила его гамак и его пруд, однако утеряла и без того с трудом сохраняемое равновесие. Мой лоб вознамерился врезаться прямиком в скалу из камней, но повезло, что индигиец как раз в этот миг решил выпрямиться, а потому я влетела в его плечо, а дальше уже мужские руки меня перехватили, предотвратив падение на землю.

Хотя, может, я поспешила насчет везения. Зависнув над землей, я ощутила себя еще более неловко, чем если бы растянулась на ней, набив приличную шишку, поскольку под взглядом посла, мерцающим в темноте, вдруг разом припомнила и шортики в горошек, и тонкую маечку на плечах, и отсутствие с наслаждением снятого кулона, и даже босые ноги, пальцы на которых сами собой поджались.

Вот ведь ничему жизнь не учит! Домой сбегать надо было, а не радоваться возможности лично его расспросить.

– Откровенный ответ тебя устроит?

Я в этот момент лихорадочно обдумывала, как дальше буду выворачиваться из рук мага пространства, в зависшем состоянии и с нарушенной координацией, и потому ответила как на духу, даже не успев поразмыслить толком:

– Не знаю.

На самом деле совершенно не уверена была, будто грог и вино достаточно подготовили меня к индигийским откровениям. Если уж он письмами смущать умудрялся…

Мужчина резко поставил меня, вернув в вертикальное положение, однако от стремительного перемещения голова вовсе кругом пошла. И он снова перехватил меня, крепко удержав за плечи одной рукой, а вторую уперев в камень.

– Сабе…

Мне страшновато было запрокидывать голову и глядеть ему в лицо, но не пришлось. Мужчина склонил свою и прислонился щекой к щеке, погасив пугающее мерцание взгляда за опустившимися ресницами. Затем ослабил хватку, облокотив меня спиной на валуны. Я судорожно сглотнула, когда он чуть повернул голову и легко коснулся кожи губами: сперва виска, затем щеки, ниже по скуле и вдруг замер на уровне шеи. У меня сердце готово было выскочить из груди, когда его рука обхватила меня за подбородок, все же подняв мою голову и сократив и без того ничтожное расстояние между нами.

– Сад твой. – Я ощутила, как смешивается наше дыхание, как холод от камня вдруг перестает ощущаться из-за сумасшедшего жара мужского тела, прижимавшего меня к скале. – Твой, потому что невозможно отдать его никому другому. – Пальцы нежно очертили контур лица. – Он наполнен тобой.

Ладони отстранились, больше не поддерживая, и невесомо прошлись вдоль тела, едва коснувшись груди, живота, очертив бедра, а затем резко отпрянули, укрывшись за его спиной. И он сам отступил, забирая гревшее меня тепло и вновь заставляя ощутить холод камня и чернильной, погрузившей сад во мрак ночи. Но резко обострившийся слух по-прежнему улавливал быстрое мужское дыхание, тогда как я безуспешно пыталась выровнять свое.

– Я создавал его с мыслями о тебе. Каждый уголок пронизан ими.

– Каждый? – Голос прозвучал хрипло, а запас мужества и без того хлипкая готовность к откровенным ответам стремительно растворялись в этой беспросветной темноте.

– Поляна цветов, на которой в собственных мечтах я видел тебя. Каждый лепесток, распустившийся там, помнит мое желание любить тебя на цветочной постели и слушать музыку твоих стонов, которая растворялась бы в шепоте ветра. Или эти валуны… Они знают тепло моих рук, которые с бо`льшим желанием скользили бы по твоей коже и твоему телу. А после, крепко прижав спиной к камням, почти как сейчас, позволили бы мне овладеть тобой. И снова, и снова. А эхо твоей мольбы «еще!» разносилось бы среди темных расщелин.

Мамочки! Хмель сползал под напором откровений быстрее, чем морской загар с обожженной кожи.

– Или водоем, в котором лишь ты и я в обжигающей тело воде. Как я мечтал целовать тебя, слизывать языком капли с разгоряченной кожи, обхватывать губами каждый пальчик, сжимать в горсти локоны волос. Их цвет, как и цвет твоих глаз и кожи – все отражено в оттенках сада. Он полон тобой, как и я наполнен.

Звезды!

Они уже кружились перед моими глазами, пока его голос звучал в ушах. Проникновенно, обольстительно и до острых колик в животе. Мне казалось, будто я совсем расплавилась, несмотря на холод темной ночи, а индигиец, наверное, рассудил, что ему мало слов. И, вытянув руку, обвел по контуру мои губы.

– Я мечтал, чтобы они сказали «да» не в обмен на что-то.

Кругом было тихо-тихо, словно сам сад, недавно шепчущий в тон мужским признаниям, вдруг затих, как и ветер, выпустивший собственную силу в вечернем безумстве.

Они ждали, ждали, но я безмолвствовала, совершенно лишившись дара речи.

Тогда Ян отвернул голову в сторону и спрятал наконец свой горящий взор.