Вполне в духе сорокинской прозы были и некоторые развлечения Николая Ивановича. Согласно показаниям Фриновского, Ежов и Л.Е. Марьясин, напившись пьяными, соревновались, кто из них, сняв штаны и сев на корточки, выпуская газы быстрее, сдует горку папиросного пепла с пятикопеечной монеты[238]
.Стоит отметить, что тех чекистов, которые занимали достаточно высокое положение, на уровне глав областных и некоторых республиканских управлений, но не были непосредственно связаны с Ежовым и близки к нему, Берия не расстреливал, а направлял на достаточно долгий срок в тюрьму или лагерь, в расчете, что человек еще может пригодиться. В числе таких пригодившихся оказался и Якушев.
В 30-е годы и особенно в эпоху Большого террора при Ежове в стране небывалого размаха достиг культ работников НКВД. Театры один за другим ставили пьесы о том, как героические чекисты «перековывают» в лагерях и на стройках пятилеток вчерашних уголовников, кулаков, «вредителей». Одну из них, «Аристократов» Николая Погодина, современники прямо называли «гимном ГПУ». О другой – «Чекисты» Михаила Козакова, написанной по материалам процесса «правотроцкистского блока», относящимся к 1917–1918 годам, писатель Андрей Платонов отозвался не без иронии: «Злодейская черная «сотня» заговорщиков объединила в себе самые разнообразные по внешним признакам элементы – от шпионов заграничной службы, от правых и левых эсеров до лидеров из группы так называемых «левых коммунистов». Заговорщики метили в голову и сердце революции, но революция – в лице Дзержинского и ВЧК – уже имела свой меч самозащиты.
Именно этот период революции – трудный, опасный, но богатый опытом и мужеством, – автор взял как материал для своей пьесы. Для такой темы, конечно, недостаточно одного литературного таланта; здесь необходимы глубокие исторические и политические знания, благодаря которым для автора была бы посильна возможность воссоздать объективную обстановку минувшей эпохи революции.
Осмелимся также сказать, что у автора еще должна быть не только личная уверенность в своих литературных способностях, не только творческая смелость, но и фактическое, доказанное в работе наличие этих качеств, поскольку у него в пьесе – среди других действительных лиц – изображены И.В. Сталин и Ф.Э. Дзержинский»[239]
.На том же уровне были и другие произведения, восхваляющие «людей в синих фуражках». Вся страна распевала песню войск НКВД:
Еще была песня о «железном наркоме», написанная народным казахским поэтом (акыном) Джамбулом Джабаевым (при активном участии его литературных секретарей – казахских поэтов и русских переводчиков, не миновавших ГУЛАГа):
По поводу этого «шедевра» А.К. Гладков 3 декабря 1937 года высказался в дневнике следующим образом: «Газеты битком набиты материалами к выборам. «Правда» сегодня печатает длинное стихотворение Джамбула «Нарком Ежов». ‹…› Мне очень интересно, с какими лицами читали этот низкопробный лубок сами герои, С<талин> и Е<жов>. У Ежова на фото странное выражение глаз. Не удивлюсь, если он окажется психопатом. Все это так гадко и мизерно, что глазам своим не веришь, когда читаешь»[240]
.А песня о Ежове, предназначенная для чекистов, звучала так: