Николай и Александра

"Я дошел до возможных пределов, и ответственность за бедствие, угрожающее цивилизованному миру, падает не на меня. В настоящий момент все еще в твоей власти предотвратить ее... Моя дружба к тебе и твоему государству, завещанные мне дедом на смертном одре, всегда была для меня священна, и я не раз честно поддерживал Россию в моменты серьезных затруднений, в особенности во время последней войны. Европейский мир все еще может быть сохранен тобой, если только Россия остановит военные приготовления... Вилли".

Весть о всеобщей мобилизации огромной русской армии напугала Берлин. В полночь 31 июля граф Пурталес появился в кабинете Сазонова и вручил ему германский ультиматум с требованием в течение 12 часов прекратить мобилизацию. К полудню следующего дня, 1 августа, Россия не дала ответа, и кайзер приказал начать общую мобилизацию.

Николай II спешно телеграфировал Вильгельму 19 июля:

"Понимаю, что ты должен мобилизовать свои войска, но желаю иметь с твоей стороны такие же гарантии, какие я дал тебе, т.е. что эти военные приготовления не означают войны, и что мы будем продолжать переговоры ради благополучия и всеобщего мира, дорогого для всех нас. Наша долго испытанная дружба должна с Божьей помощью предотвратить кровопролитие.

С нетерпением и надеждой жду твоего ответа. Ники".

Однако, прежде, чем эта телеграмма пришла в Берлин, германское правительство прислало графу Пурталесу шифрованные инструкции. Ему было предписано вручить в 17 часов ноту с объявлением войны России. Пурталес с посеревшим лицом пришел к Сазонову лишь в 19.10. Престарелый граф трижды спрашивал у Сазонова, сможет ли русское правительство дать гарантию, что мобилизация будет отменена. И трижды Сазонов ответил ему отрицательно. Пурталес, по словам Сазонова, заявил: "В таком случае мне поручено моим правительством передать Вам следующую ноту". Дрожащая рука Пурталеса вручила мне ноту, содержащую объявление нам войны... Посол потерял всякое самообладание и, прислонившись к окну, заплакал, подняв руки и повторяя: "Кто мог бы предвидеть, что мне мне придется покинуть Петроград при таких условиях!" Я почувствовал к нему искреннюю жалость, и мы обнялись перед тем, что он вышел нетвердыми шагами из моего кабинета".

Император и его семья, находившаяся в это время в Петергофе, только что вернулись с вечерней службы. Прежде чем пойти обедать, царь отправился к себе в кабинет, чтобы прочитать полученные депеши. Императрица и великие княжны сели за обеденный стол, ожидая, когда к ним присоединится и государь. Николай II находился у себя в кабинете, когда граф Фредерикс принес ему сообщение от Сазонова о том, что Германия объявила России войну. Не подавя виду, что потрясен известием, царь распорядился вызвать во дворец к 9 часом вечера министров.

Императрица и великие княжны начали беспокоиться. Не успела Александра Федоровна послать Татьяну Николаевну узнать, почему задерживается отец, как в дверях появился император. Силясь скрыть волнение, он сообщил о том, что произошло. Государыня заплакала. Перепуганные девочки последовали ее примеру. Николай Александрович успокоил их как мог и удалился, не став обедать. В девять вечера во дворец прибыли Сазонов, Горемыкин и другие министры вместе с французским и британским послами, Палеологом и сэром Бьюкененом.

Четыре месяца спустя, во время очередной беседы с Палеологом император рассказал послу, как кончился для него тот день. Поздно вечером, когда война была уже объявлена, царь получил еще одну депешу от кайзера. Она гласила:

"Немедленный, утвердительный, ясный и точный ответ от твоего правительства на германский ультиматум - единственный путь избежать неисчислимые бедствия. До получения этого ответа я не могу обсуждать вопроса, поставленного твоей телеграммой. Во всяком случае, я должен просить тебя немедленно отдать приказ твоим войскам ни в каком случае не переходить нашей границы. Вилли".

Почти наверняка депеша эта должна была прибыть до объявления войны, но из-за бюрократической волокиты застряла в пути. Однако, составлялась она в ту минуту, когда Германия объявила войну, что неоднозначно свидетельствовала о воинственных намерениях кайзера. Для русского царя эта последняя в жизни телеграмма, полученная им от германского императора, помогла ему лучше понять сущность натуры его немецкого кузена.