Николай и Александра

"В Николаевском зале после молебна Государь обратился ко всем присутствующим с речью", - писала фрейлина. Молебен был отслужен в присутствии пяти тысяч человек. На алтаре, воздвигнутом в центре отделанного белым мрамором зала, стояла чудотворная икона Владимирской Божьей Матери. Согласно легенде, икона эта, написанная с натуры евангелистом Лукой на доске от стола, на котором Христос трапезовал с Богородицей, привезенная в 1375 году в Москву, обратила в спять полчища Тамерлана. Прежде чем отправиться в действующую армию, в 1812 году, перед этим образом молился убеленный сединой фельдмаршал Кутузов, назначенный царем Александром I на пост главнокомандующего. И вот теперь, накануне новой войны, которую в то время многие называли второй Отечественной, император Николай II искал у иконы заступничества. Подняв правую руку, царь произнес ту же клятву, которую дал Александр I в 1812 году: "Я торжественно клянусь, что не заключу мира, пока останется хоть один враг на родной земле".

"Ответом было оглушительное "ура", стоны восторга и любви; военные окружили толпой Государя... ИХ Величества медленно подвигались обратно, и толпа, невзирая на придворный этикет, кинулась к ним; дамы и военные целовали их руки, плечи, платье Государыни... Когда они вошли в Малахитовую гостиную, Великие Князья побежали звать Государя показаться на балконе. Все море народа на Дворцовой пощади, увидев его, как один человек опустилось перед ним на колени. Скопились тысячи знамен, пели гимн, молитвы... все плакали... Среди чувства безграничной любви и преданности Престолу началась война", - свидетельствовала Вырубова. Взволнованный встречей, император поклонился своим подданным. Раздались звуки народного гимна, мелодия которого представляла собой финал увертюры П.И.Чайковского "1812 год":

"Боже Царя храни!

Сильный державный

Царствуй на славу

На славу нам!

Царствуй на страх врагам,

Царь православный!

Боже царя храни,

Царя храни!"

Взявшись за руки, стоявшие на балконе мужчина в защитной гимнастерке и женщина в белом плакали вместе с народом. Французский посол, Морис Палеолог, описывал эту сцену так: "В эту минуту для этих тысяч людей, которые здесь повергнуты, царь действительно есть самодержец, отмеченный богом, военный, политический и религиозный глава своего народа, неограниченный владыка душ и тел".

Похожее происходило в остальных частях империи. Возбужденные толпы, запрудившие улицы, смеялись, плакали, пели, кричали "ура", целовались. В мгновение ока волна патриотических чувств захлестнула всю Россию. В Москве, Киеве, Одессе, Харькове, Казани, Туле, Ростове, Тифлисе, Томске и Иркутске вместо красных революционных флагов рабочие брали в руки иконы и портреты царя. Студенты университетов толпами устремились на призывные пункты. Встретив на улице армейских офицеров, прохожие качали их с радостными кликами.

В Петербурге ежедневно возникали демонстрации в поддержку царя и союзников России. Из окон французского посольства Морис Палеолог видел огромные толпы народа с флагами и иконами, восклицавшие "Vive la France!" [("Да здравствует Франция!" (фр.))]. 5 августа, когда германская армия перешла границу нейтральной Бельгии, британскому послу в России, серу Джорджу Бьюкенену, из Лондона пришла телеграмма, уведомлявшая его в том, что Англия объявила войну Германии. В тот же день рядом с французским триколором и русским национальным флагом был поднят и британский флаг. С характерной для него галльской любовью к деталям Палеолог заметил: "Эти флаги флаги трех наций красноречиво гармонизируют друг с другом. Составленные из тех же цветов - синего, белого и красного - они выражают, поразительным и живописным образом, солидарность трех народов, вступивших в коалицию".

У здания германского посольства, облицованного гранитом и увенчанного парой бронзовых коней, как и предсказывал граф Пурталес, внезапно появилась агрессивно настроенная толпа. Но, вопреки пророчеству германского посла, гнев ее был направлен не против собственного, а против немецкого правительства. В здании чернь била стекла, резала ножами гобелены, картины, выбрасывала из окон не только мебель, фарфор и посуду, но и бесценную коллекцию мраморных скульптур и бронзы эпохи Возрождения, принадлежавшую графу Пурталесу. Накинув петли на бронзовых коней на здании, сотни погромщиков принялись тянуть за веревки и сбросили конные статуи на мостовую.

В ранний период войны к патриотическим чувствам примешивался затаенный страх перед немцами. В казармах, на фабриках, в селах слышались призывы: "За веру, царя и отечество!" и "За Русь Святую!". "Война с Японией, - писал А.Ф.Керенский, - была династической и колониальной, но в 1914 году народ сразу осознал, что конфликт с Германией означает защиту их родины... что в этой войне будут решаться судьбы России".