Читаем Николай Языков: биография поэта полностью

Впрочем, если мы желаем большего развития для поэзии Языкова, то это никак не значит, чтобы мы желали ей измениться; напротив: мы повторяем за ним – и в этом присоединятся к нам все, – мы повторяем от сердца за него его молитву к Провидению:

Пусть неизменен, жизни новой
Придет к таинственным вратам,Как Волги вал белоголовыйДоходит целый к берегам!»

Казалось бы, Языкову после такого успеха и таких похвал работать и работать, он только-только набрал силу и размах. Но… Как раз во второй половине 1833 года поток его поэзии начинает иссякать: и меньше стихов, и меньше на них отблесков вдохновения; изжитые вроде бы неряшливость и натужность начинают вновь проступать. И тогда же начинают накатывать новые волны того, что многие попросту списывают на вечную зависть к Пушкину, которая, при всех дружеских чувствах и при всем преклонении Языкова перед гением, то ослабевала, то поднималась с новой силой. Если бы все было так просто… Да, имеются злые и желчные высказывания, нападки на Пушкина, устные и в письмах; да, слишком многоголосый хор поет в уши, что Языков по силе и энергии стиха равен Пушкину и что одна лишь «мода на Пушкина» не позволяет Языкову после выхода большого собрания стихотворений занять в глазах читателей истинное – первое место – на русском Парнасе; да раздражает отход Пушкина от того «романтизма», который он сам вроде бы и создавал…

Но все это, на самом деле, внешнее и поверхностное. Корни глубже. И поэзия Языкова не иссякает, а на время становится подземным потоком, чтобы выйти из-под земли далеко от того места, где она под землю ушла. Языков проделывает важнейшую, невидимую постороннему глазу, работу, продвигаясь как раз к той «существенности», о которой писал Киреевский – окольным и довольно неожиданным образом продвигаясь. Чтобы разобраться, что же и как произошло, нам надо обратиться к одному событию, о котором, казалось бы, известно почти все – и от того тем больше загадочного в нем проступает, едва начинаешь вникать.

* * *

29 и 30 сентября 1833 года Пушкин провел в имении Языково, в гостях у трех братьев. Двое суток живого общения – что мы о них достоверно знаем? Попробуем суммировать.

В начале осени Пушкин выезжает собирать материалы для «Истории пугачевского бунта». С Языковым повидаться ему очень хочется – и, по всей видимости, он знает, что из-за усиливающихся приступов болезни Языков не выдвигается дальше Симбирска. 12 сентября он заворачивает в Языково на пути на Казань и Оренбург, застает только Петра Михайловича: поэт и Александр Михайлович отъехали. С Петром Языковым Пушкин проводит несколько часов, совершенно им очарован. Жене он пишет (письмо 12 сентября 1833 года, отправленное прямо при отъезде из имения): «Здесь я нашел старшего брата Языкова, человека чрезвычайно замечательного и которого я готов полюбить, как люблю Плетнева или Нащокина.» «Как Плетнева или Нащокина» – сильно сказано, ведь это ближайшие и доверенние друзья Пушкина, и не было еще случая, чтобы он с ними рядом кого-то еще, кроме покойного Дельвига. Не раз, по ходу дела, доводилось отмечать высокие душевные качества Петра Михайловича (лучше бы сказать языком девятнадцатого века: «высокий строй души») – и вот лишнее свидетельство. И по ряду других воспоминаний можно судить, что Петр Михайлович едва ли не больше Николая становится сердечно ближе Пушкину.

(И – повороты судьбы: после смерти Пушкина, в последние годы жизни Николая Языкова, Плетнев и Нащокин войдут в теснейший и ближайший круг общения поэта, Нащокин будет одним из основных персонажей на его похоронах и поминках.)

На обратном пути из Оренбурга Пушкин застает всех трех братьев. В семье Языковых из поколение в поколение передавался рассказ о том, как рано утром три заспанных брата выползли на крыльцо на звон колокольчика и Пушкин первым делом им сказал: «Что это вы азиатчину разводите, гостей в халатах встречать?» – в несколько ином варианте, вообще разбранил их за «азиатскую» привычку ходить дома в халатах (как тут не вспомнить их вольные годы учебы в Санкт-Петербурге?) Затем были и большой обед (Пушкин пишет жене из Болдина 2 октября: «Того мало: выпал первый снег и я обновил зимний путь, проехав верст 50 на санях. Проезжая мимо Языкова, я к нему заехал, застал всех трех братьев, отобедал с ними очень весело, ночевал и отправился сюда.»), и прогулки по парку, и сидение за полночь с горячими литературными спорами и чтением произведений, не только своих: Пушкин прочел братьям и несколько отрывков из комедии Гоголя «Чиновник». (То бишь, «Владимир третьей степени»: этот первый свой опыт в комедии Гоголь так и не завершил, чем Пушкина расстроил, так как была в этой комедии «закорючка» (из письма Пушкина В.Ф. Одоевскому 30 октября 1833 года).)

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
100 знаменитых людей Украины
100 знаменитых людей Украины

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, которые своими трудами и талантом прославили страну, повлияли на ход ее истории. Поэтому рядом с жизнеописаниями тех, кто издавна считался символом украинской нации (Б. Хмельницкого, Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Грушевского и многих других), здесь соседствуют очерки о тех, кто долгое время оставался изгоем для своей страны (И. Мазепа, С. Петлюра, В. Винниченко, Н. Махно, С. Бандера). В книге помещены и биографии героев политического небосклона, участников «оранжевой» революции – В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Литвина, П. Порошенко и других – тех, кто сегодня является визитной карточкой Украины в мире.

Валентина Марковна Скляренко , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Н. Харченко

Биографии и Мемуары
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное