Никто не уйдет живым

В одной руке Стефани держала выданное Драчом ведро, содержавшее все остатки моющих средств, какие он сумел выгрести из-под кухонной раковины. Даже чтобы избавиться от следов насильственной смерти иностранной секс-работницы, Драч не смог отыскать ничего полезного. В ведре, которое он вручил Стефани, была ржавая бутылка полироля «Пледж», почти закончившийся спрей для окон «Виндолен», практически пустой пузырек отбеливателя «Бест Ин» и капелька средства для чистки ванны «Джифф» в пластиковой емкости, не открывавшейся из-за высохшего геля. Не лучшая экипировка для удалений субстанций, в поисках которых эксперты-криминалисты просканируют каждый миллиметр пола.

Драч боялся выйти из дома за новыми чистящими средствами, чтобы его не опознали на улице. «Ничего ты о моем прошлом не знаешь». Это была правда, но теперь она могла делать предположения на основе фактов.

Стефани возвратилась к комнате.

Маргарита попыталась сделать помещение более женственным, прежде чем умерла в нем. Увила карнизы и белые встроенные шкафы черными шелковистыми накидками и шарфами – возможно, чтобы скрыть дешевую и непривлекательную обстановку места, предназначенного для постельных утех. Внушительное количество пузырьков с духами и дорогой косметики загромождало поверхность комода с зеркалом; зеркало было наклонено так, чтобы отражать всю постель для тех, кто в ней находился.

На матрас набросили декоративный плед под зебру, и, видимо, девушка привезла собственные простыни и наволочки, потому что Стефани не могла себе представить, чтобы в доме № 82 по Эджхилл-роуд водилось что-то настолько роскошное, как пухлые, с кисточками, атласные подушки Маргариты.

Стальная вешалка на колесиках, стоявшая рядом со шкафом, ломилась от прозрачного нижнего белья, лайкровой одежды, платьев из латекса и черной ткани. Под ней валялось не меньше дюжины пар туфель и сапог с высокими каблуками.

Однако весь реквизит албанки не мог скрыть под собой возраст и безвкусицу обоев и ковра. Здесь повторялся тропический бамбуковый узор со стен первой комнаты Стефани.

По крайней мере, на окнах не было решеток. Стефани подумала, что именно поэтому Светлану и Маргариту поселили на третьем этаже. Вряд ли это было удобным для дела, потому что клиентам приходилось миновать на пути к девочкам два этажа темного, грязного дома под болтовню Драча. Гораздо удобнее было бы отвести под работу проституток нижний этаж, ту часть здания, которая всегда была закрыта из-за ремонта – по крайней мере, так говорил Драч. Стефани подозревала, что Светлану и Маргариту одолжили или взяли напрокат у этого их «Андрея». Но если девушки хоть как-то могли решать, стоит ли им работать здесь, решетки на окнах стали бы немедленным сигналом тревоги. Однажды Светлана жаловалась на ванную; теперь казалось, что это было для нее наименьшей из проблем.

Ее лихорадочные размышления о Беннете, о котором Фергал говорил так, словно этот человек здесь все еще жил, а также о загадочном обмене репликами, в котором Драчу обещали «засунуть его прямо к ней», немедленно сошли с рельсов, как только Стефани оказалась в комнате.

«Забита до смерти. Кулаками. Ногами».

Стефани прошла дальше. Когда она увидела пушистую черную кошку Маргариты – мягкую игрушку на стуле возле комода, с красным бархатным ошейничком и кулоном в виде сердечка – прилив горячих слез вынудил ее смотреть на комнату, словно бы через лобовое стекло машины под ливнем. Она уронила лицо в ладони и втянула в себя сочившуюся из носа жидкость.

«Господи. Папа. Папа. Папочка».

Они были примерно одного возраста. Маргарита казалась милой и счастливой в тот единственный раз, когда они столкнулись на лестнице. У нее, должно быть, были родители, может быть, братья и сестры, люди, которые ее любили, и, возможно, она только пыталась заработать денег, чтобы продвинуться в жизни, используя единственное, чем обладала: красивое тело. Непохоже было, что Маргарита сидела на наркотиках.

Внутри у Стефани что-то оборвалось. Она рухнула на колени. Плотину, которая сдерживала такое количество страха, сожалений, тревог, надежд и отчаяния, когда она молилась, чтобы все закончилось быстрее, шагая на временную работу и обратно, прорвало. И в единую долю секунды Стефани ощутила, как на нее обрушилась и погребла под собой вся тяжесть ее положения. Ее тело тряслось, словно под ударами тока.

Она больше не могла быть сильной. Ее били, хватали за волосы, таскали по грязному полу и запирали в комнатах, куда не должно было входить ни одно живое существо. А теперь ей нужно было опуститься на четвереньки и оттирать кровь забитой до смерти молодой женщины.

– Зачем? – выдавила она сквозь всхлипы. И быстро окинула внутренним взглядом тщетность своего недавнего существования: бесконечная учеба и повторение пройденного для выпускных экзаменов, чтобы сбежать от мачехи; выматывающая душу работа, наполнявшая ее скукой, медленно тлевшей в животе и вызывавшей желание причинить себе вред; снятые у жуликов никчемные комнатушки, где она жила, потому что была нищей. Все это. – Ради этого?