Но тогда была война

К тому же еще и голуби. Я не утверждаю, что все голубятники — уголовники, но с этой птицей связано столько криминального, что меня никогда не тянуло в голубятники. А пацаны балдели, если им доверяли поносить голубя за пазухой, попоить его водой изо рта и подкинуть белую птицу, когда в небе вдруг появлялся чужой.

Цыпа, чужой! Тряхай! Тряхай! Цыпа тряхал, его стая, стуча крыльями, взметалась над березами, а огольцы, задрав головы в небо, авторитетно комментировали: Монах… Сам ты монах в драных штанах — плекий! Сам ты, плекий, это крестовый! Не-а, почтарь… Стоят, врут, глазом не моргнут. Каждый хочет доказать, что в мастях разбирается не хуже Цыпы. С ним ездили на птичий рынок, кидали на ходу из дверей электрички своих прирученных голубей где-нибудь за Чухлинкой для проверки: придет к себе или нет. Привезут с рынка новых, обгоняют их, иногда куда-то отправляются по ночам на промысел. И когда у Цыпы появлялись новые крылатые — не с рынка и не с неба чужие, я догадывался, откуда — по их секретным рожам и тайным перешептываниям.

ЖАЖДА КОЛЛЕКТИВИЗМА

Мы были дружны, но порой вспыхивали споры, разборки по пустякам, и когда слов не хватало, чтобы выяснить отношения, противникам предлагали "стыкнуться". Стыкаться, стыкаться! — радостно вопили огольцы, — до первой кровянки! И тащили спорящих на поляну или на ближние огороды.

Никакого вооружения, только голыми кулаками. И мне довелось однажды стыкнуться с Борькой Печкуровым; по поводу чего, уже и не помню, но до сих пор не ловко. Он пошел на меня, зажмурившись и часто-часто тыкая вперед кулаками. От волнения меня колотила трясучка и я никак не мог пробиться к Борькиной физиономии через его кулаки, но все-таки ткнул его раз в нос. Появилась кровь, все заорали — кровянка! Борька открыл глаза, мазанул ладонью по лицу, глянул на нее, увидел "кровянку" и заплакал… Честные бои, не то что нынешние.

Как молодые воробьи, мы сбивались в стайки и нуждались, нет, просто страдали без руководства. Особенно летом. Мы знали, что есть пионерские лагеря, а некоторые дети исключительных родителей в нашей школе побывали в Артеке. О пионерских лагерях рассказывали много заманчивого. Но из нас только Валерка Дубковский был там разок, бабушка его расстаралась. Мы завидовали. Не знаю, почему отец ни разу не подал заявление на путевку в Большом театре. Может быть, стеснялся бедности наших одежд, а справлять обмундировку для такой поездки — в копеечку станет. Потому либо в Моршанск, либо все каникулы — бегай в одних трусах с утра до вечера, загорай и закаляйся, какие расходы.

И вот Зоя Кутинцева, старшая Минькина сестра, предложила нам организовать отряд, как в лагере. Нет, лучше, как в кино "Тимур и его команда". Ура! Все согласились сразу.

Как только в конце мая кончались занятия в школе, мы сбрасывали наши серые одежды и оставались в черных трусах до конца лета. Эта привычка въелась в меня настолько, что однажды подвела до конфуза. Живя уже в Москве, летним днем после окончания девятого класса — юноша как-никак, отправился в метро в одних брюках. Голый по пояс, спустился на "Кировской" по эскалатору на платформу, вошел в вагон, и только когда оказался окруженным одетыми пассажирами, вдруг ощутил всю нелепость и глупость своей обнаженности. Меня словно прилюдно раздели догола. Я смутился, мне казалось, что на меня смотрит весь вагон. Выскочил из него на "Дзержинке", бегом по эскалатору наверх и помчался к своему Девяткину переулку через Кривоколенный и Армянский. А ехал-то! Грудь выпячивал и живот втягивал, юноша кудрявый, Руя бестолковый…

С Зоей Кутинцевой было занятно. Мы ходили в "походы" на графский пруд в Кусково с харчами, добытыми дома, брали с собой всех младших братьев и сестер — табором располагались на прихваченных одеялах. Купались и загорали, пили ситро и закусывали, как взрослые. Любимая еда — сырок соевый в томате. Чтобы купить эту прелесть, ковырялись на свалке, добывая утиль. А вечером собирались на заводском дворе, слушая сказки в исполнении Зои, она читала нам книги вслух на ступеньках подъезда их дома, вела с нами воспитательные беседы, намечали планы на следующий день. А однажды она повела нас на Перово поле к трамвайному кругу. Там мы сели на второй номер и доехали до центра Москвы, до площади Дзержинского, а оттуда на 5-м троллейбусе в зоопарк! Необыкновенно интересное мероприятие. По одиночке никто бы из нас не попал, а всем отрядом — пожалуйста. Здорово, у нас отряд!