Читаем Ночной корабль: Стихотворения и письма полностью

То, что я одна в пустой квартире,В неподвижной, стылой тишине,В целом городе и в целом мире, –Только сон…Прислушайся ко мне.Слушай сквозь дремоту. Протяни мнеНить в твое далекое окно.Видишь, как синеет сумрак зимний,Как, с зимою слитые в одно,Тихо в Дом мы возвратились Отчий.Сказка звезды в облаках зажгла.Хорошо нам, новогодней ночью,С рыцарями Круглого Стола.Вот Аленушка и белый козлик,
Вот Светлана, посреди гостей,Вот Вадим, в дыму табачном, возле«Города потомственных дождей».Вот и сам он, город неизменный,С львами, стерегущими Сенат…Вот к столу подводит АндерсенаОловянный маленький солдат…Трубочист, откупоривай вина!Остается ровно полчаса,Чтобы нам корабль доставил Грина,Алые раскинув паруса…И, простясь с больничною палатой(Больше ни за что и никогда!),Будет пить шампанское Крылатый…
У него на шапочке звезда…А пробьет двенадцать, – я наденуИз шести зеленых звезд браслет…Старый год уснет. Ему на смену,В новых зорях, сколько новых лет?..Пусть над скорбью занавес опущен,Пусть в снегах замерзли боль и страх!Распахнулись двери: входит ПушкинВ опушенных инеем бобрах.


Дорогая Светлана,

вот, что мне навеяла Ваша открытка с трубочистом, Андерсеном и семью звездочками. Вы меня увели из Берна, ввели к себе и усадили, вместе с Раскованным Рыцарем, за круглый стол. Когда я дописывала последнюю строчку этого стихотворения, зазвонили все колокола Берна, поздравляя с Новым годом. Я выпила стакан ледяной минеральной воды и пошла спать. Отпраздновала только тем, что мысленно взглянула на бутылку шампанского, стоящую в холодильнике, и мысленно подняла бокал за дорогих рыцарей Круглого Стола. Если суждено, мы разопьем ее позже, когда Крылатый вернется домой. Осуществится ли это возвращение и когда?

На 9.30 вечера 31-го (11.30 по-московски) у меня был заказан Ваш телефон. Наконец вызвали. «Номер не отвечает». У меня упало сердце. Все-таки держала трубку и слушала. В трубке гудела ночь.

Где вы все были? Где, в каких московских лабиринтах, таился круглый стол? Я села за свой, – не круглый, и стала писать стихи.

Целую Вас крепко, люблю, чувствую рядом с нами. Крылатый сегодня просил Вас от всего сердца обнять.

Ваша Вега


53.



31 января 1975

Дорогая Светлана,

я уже не живу, а просто горю и сгораю, передавая все мои силы, всю волю, всю любовь, все тепло моему Раскованному Рыцарю, остающемуся до конца рыцарем без страха и упрека.

По признанию докторов – надежды нет.

О чем писать? Страдания, перенесенные с привычной стойкостью, отпустили это искалеченное и укороченное тело, остался дух, остался взгляд, остался шопот и подобие улыбки, и выступило вдруг, за каких-то два дня, совсем обновленное, худенькое лицо мальчика. Есть большое успокоение, свет, неспешный уход, но руки уже не могут держать стакан.

Ваше четверостишие о Раскованном Рыцаре помнил сквозь весь бред. Иногда он спрашивает: «Что пишет Светлана?» Вчера прошептал: «Всех их люблю. Как всё хорошо…»

Дорогая Светлана, напишите ему несколько слов, ЧЕТКО И КРУПНО, чтобы он мог разобрать, для него это будет очень хорошо.

Целую Вас крепко, стараюсь всё время чувствовать Вас рядом, как тогда, в страшные ночи в гостинице «Россия»… когда Вы спасали меня…

Ваша Вега


54.


<не датировано>

Дорогая Светлана,

мой Крылатый скончался 15 февраля, в 8.30 вечера (0.30 по-московски). Не могу писать. Напишу, когда начну жить. Сейчас лежу под свинцовой горой. Жду хоть несколько слов от Вас. В воине марта меня уже не будет на Вабернштрассе, а куда я денусь – неизвестно, так что торопитесь написать.

Я звонила Вам по телефону и опять, как на Новый год телефон не ответил. Где Вы?!

Целую Вас крепко.

Ваша Вега


55.


11 марта 1975

Перейти на страницу:

Все книги серии Серебряный век. Паралипоменон

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное