Читаем Ночной корабль: Стихотворения и письма полностью

очень сильно переживаю с Вами грустную повесть о могиле Евгении Александровны, но сколько в ней прекрасного! Рядом с безразличием людей, Академии, с ужасным будто бы осквернением могилы, цинично забросанной мусором с дороги, – рядом с этим такое ценное, такое чистое, такое поражающее: Ваш вечер, и месяц в небе, и Ваши посаженные цветы… Ведь если она видит, то видит только это, а не человеческую низость. Грустным остается только факт ухода из земной жизни ее чудесных картин, труда стольких глубоких, творческих лет. От них должна широко литься красота и радость, а куда прольется, к кому, какими каплями, вместо того, чтобы течь широкой рекой…

Прекрасно и то, что, введя Вас к Евгении Александровне, я сильнее приблизилась к Вам, словно соединив Вас с нею, я сама для себя сотворила чудо: благодаря этому, она соединила меня с Вами, через себя, в каком-то новом плане, встреча существует и продолжается… Хотя – ох, как хочется встречи просто в Москве, теплой и ощутимой! Целуем оба и надеемся.

Ваша Вега


51.


17 сентября 1974

Дорогая Светлана,

вчера, поехав насчет доверенности в посольство, ощутила странную, тихо угадывающуюся перемену в воздухе и по намекам, улыбкам и по внезапно обрушившимся на меня советам, вроде сертификационных рублей, поняла, что какая-то новость висит над головой, но на более упорные вопросы я получила ту же улыбку Моны Лизы и загадочные слова: «Подождите немного, мы ждем… Ответ не замедлит придти». Я ждать перестала, но настроение сильно приподнялось, а Михаил Максимилианович, стоило мне заговорить, заявил, что необходимо узнать, сколько тут в Берне стоят такие кровати, которые днем поднимаются на стену, делая комнату большой. Какой практичный морской волк!

Меня глубоко взволновало, что именно Вы, Светлана, читаете мои стихи людям, по разным уголкам Родины, мне видятся в этом залог близкого и настоящего возвращения, вопреки всему.

Еще одним из прекрасных сюрпризов было письмо от Джоконды — Дины Анатольевны Терещенко и ее книжка стихов, очень мне по сердцу. Напрасно она умаляет свои качества поэта. Но я ей обо всем напишу От ее «Янтарного дня»» — чувство свежести, искренности, чистоты и, слава Богу, с ее стихами отдыхаешь от лоскутного словоблудия иных современных поэтов. Адрес мой на письме Дины Анатольевны, так же, как и на бандероли, написан Вашей рукой, но я, конечно, предпочла бы целое письмо.

Если бы Вы знали, с каким нетерпением я жду, – мы ждем, – каждый раз письма из Москвы, о Вашей работе, о поездках с просветительским факелом поэзии в руках, обо всей живой, громко пульсирующей жизни столицы, которая так близка и так невероятно далека… Будут ли златоустовские снимки!? Вот все думаю, а ведь Иву я никогда не видела. Сажаю ее мысленно в дом мечты, перед кроватью, влезшей на стену, и ставлю перед вами обеими чай – непременно с бородинским хлебом… Вот то-то наговоримся!

Целую очень крепко, со всей любовью. Крылатый шлет тысячу приветов

Ваша Вега


Декабрь 1974. Канун Нового года

Дорогая моя Светлана!

В пятницу 27-го Крылатому ампутируют ту же ногу, колена. Ему очень плохо.

Целую Вас крепко, мысленно держусь за Вашу дружбу и любовь.

Будьте со мною!

Ваша Вега


52.


2 января 1975


ВСТРЕЧА НОВОГО ГОДА


Раскованному рыцарю


Перейти на страницу:

Все книги серии Серебряный век. Паралипоменон

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное