Ночной океан

Когда я все же ответил на этот зов и взошел на борт Белоснежного Корабля по мосту из лунного света, простершегося над волнами, ночь была светла, точно день. Бородатый моряк поприветствовал меня на певучем наречии, словно бы уже хорошо знакомом, и время вольготно устремилось вперед под аккомпанемент звучных песен гребцов, пока волны вели нас к загадочной южной земле, позолоченные светом полной вызревшей луны.

И когда заря, ясная и лучезарная, ознаменовала приход дня, я узрел зеленые нивы далекой неведомой страны, манящей своими красотами. Целые величественные террасы из зеленых насаждений выдавались навстречу морю; проблесками кипенно-белого в этой лиге изумрудных оттенков заявляли о себе крыши и колоннады экзотических святилищ. По мере того как приближался берег, бородатый мореход вел речь о стране, в которую мы вот-вот попадем, – стране Цар, где находят пристанище мечты и лучшие помыслы, переполнявшие сердца людей когда-то, но потом позабывшиеся. И когда я вновь окинул взглядом зеленые террасы, то понял, что бородач не лжет мне ни словом – в пределах видимости предо мною простиралось многое, что ранее я видел лишь за завесой мглы у горизонта да в лучезарной сокровищнице глубоких вод. Здесь были строения прекраснее, чем я когда-либо дерзал себе вообразить, – рожденные умами молодых поэтов, сгубленных нищетой до того, как таланты их были признаны окружением. Но на пьянящие нивы страны Цар мы так и не высадились – ибо тот, кто поступит так, рискует никогда не найти обратную дорогу к родным берегам.

И пока Белоснежный Корабль бесшумно удалялся прочь от белых святилищ и зеленых террас, все отчетливее на горизонте проступали башни величавого старинного города. На то бородач-мореход сообщил мне:

– Это Таларион, город тысячи чудес. Все то, что люди тщились постичь в миру, можно найти в нем.

Когда мы подплыли к дивному Талариону, я осознал, что он существенно превосходит размерами любой из городов, явленных мне в жизни или даже во сне. Башни его, казалось, прорастали прямо сквозь тучи – их вершин никто попросту не мог углядеть. Далече за край горизонта убегали его неприветливые серые стены, поверх которых виднелись лишь крыши неведомо чьих жилищ, усаженные горгульями, чьи силуэты не выходило толком разобрать – что не мешало им насылать смущение и страх на наблюдателя. Мне вдруг возжелалось с ужасной силой посетить этот притягательный и одновременно отталкивающий город, и я попросил бородача высадить меня на стеклянном причале у циклопических резных врат Акариэль. Но мореход вежливо отказал мне, пояснив:

– В Таларион, город тысячи чудес, многие вошли – да никто не вышел. По его улицам бродят лишь жестокие демоны да бесноватые, утратившие все людское. Тротуары города белы от неупокоенных костей тех, кто осмелился созерцать аватару Латхи, нынешней его правительницы.

И Белоснежный Корабль поплыл прочь от стен Талариона, и много дней следовал он за летящей на юг птицей, чье переливчатое оперение цветом было подобно небу, в котором она резвилась.

Следующим встретило нас многоцветное побережье, где, нежась в лучах полуденного солнца, деревья сплетались кронами, образуя сходящие к морю тенистые аллеи. Из жилищ людских, недоступных глазу, доносились взрывы столь заразительного смеха и настолько пленительные лирические гармоники, что вновь я стал просить бородатого морехода взять здесь передышку и окунуться в местный наверняка беззаботный быт. На сей раз тот ничего не ответил – лишь молча наблюдал за мной, покуда Белоснежный Корабль приближался к берегу, отороченному лилиями. Внезапно налетевший из аллеи ветер принес пробудивший во мне дрожь запах – и только теперь разобрал я, сколь истеричен тот смех, переходящий в сдавленные рыдания, и сколь лукавы гармоники, надорванные безумным порывом. Крепло дьявольское дуновение, и в воздухе разлился тошнотворный дух пожранных сифилисом городских кварталов, ставших погостами. Изо всех сил налегали на весла гребцы, торопясь увести нас в море, и тогда мой спутник молвил:

– Такова Сюра – страна безрассудных удовольствий.

Поэтому снова белоснежный наш парусник последовал за небесной птицей, скользя по гладям благословенных теплых морей под парусами, полными ласковых благоуханных ветров. День сменял ночь, ночь сменяла день, а мы все плыли и, когда луна завершала цикл, слушали тихие песни гребцов, такие же приятные, как и той ночью, когда мы отчалили от берегов моей родной земли. И именно под знаменем луны мы стали на якорь в бухте Сона-Нил, защищенной двумя хрустальными мысами, что вздымаются с моря и соединяются переливчатой аркой. Это была страна воображения, и по золотому мосту мы спустились на живописный берег.