Поскольку я хотел быть совершенно один, я снял небольшой домишко на некотором удалении от Элстонтауна. Высокий сезон близился к концу, активность туристов – людей, мне совершенно неинтересных, – шла на спад с каждым днем. Некрашеный, потемневший от соленых океанских ветров дом, где мне предстояло жить, уединенно стоял на песчаном, заросшем бурьяном холме. Будучи на удалении от Элстонтауна, он казался самодостаточным – так мерно качающийся сам по себе маятник не зависит от вставших давно часов. Как зверь, нежащийся на солнце, вытянулся дом у океана, а его покрытые толстым слоем пыли окна бесстрастно взирали на пустынную землю, голубое небо и водный простор. Не стоит слишком многое отдавать на откуп воображению в рассказе, чья фактическая опора сама по себе шатка для стороннего читателя, но все-таки упомяну: едва увидев этот дом у пляжа, я подумал, что он, как и я, чувствует себя одиноким и незначительным рядом с величественной древней стихией.
Я занял это жилище в конце августа, приехав на день раньше, чем от меня ожидалось, – и столкнулся с фургоном и двумя рабочими, разгружавшими мебель, предоставленную домовладельцем. Тогда я не знал, как долго здесь пробуду, и, когда грузовик уехал, я разобрал свой скромный багаж и запер дверь. Признаюсь, в моей душе даже шевельнулось нечто вроде тщеславия: после многих месяцев житья в маленькой квартирке я получил в распоряжение целый дом! Пусть и состоящий, по сути, из одной просторной квадратной залы с парочкой панорамных окон и парадной дверью, но так даже лучше – не придется подолгу возиться с уборкой. Дом построили лет десять назад, но из-за удаленности от Элстонтауна его было трудно сдать даже в активный летний сезон – так он и стоял, пустой и одинокий, от октября до глубокой весны. Находясь на расстоянии менее мили от курортного городка, он казался совершенно неприкаянным: изгиб побережья позволял видеть лишь поросшие мелкотравьем дюны в той стороне, где должны были виднеться другие дома.
Первый день, наполовину уже прошедший к моменту моего обустройства на новом месте, я провел, наслаждаясь солнцем и беспокойной водой – вещами, чье тихое величие выставляло создание фресок делом далеким и утомительным. То была вполне объяснимая реакция на однообразную суету последнего времени. Блики на гребнях волн, переливчатые хрустальные брызги у самого берега, сама новизна того, что открывалось взгляду, – все мне указывало на то, что период отдохновения по-настоящему начался. Возможно, акварели было бы под силу запечатлеть эти пласты ослепительного света, заливавшего пляж, да океан имел собственный оттенок, но и тот растворялся во всеохватном сиянии. Ничье общество не мешало мне наслаждаться этой сценой; каждое из моих чувств затрагивалось по-разному, но порой казалось, что ревущий звук океана был сродни этому пиршеству света, как если бы волны сверкали вместо солнца, каждая – столь сильно и интенсивно, что впечатления от двух совершенно разных явлений смешивались. Любопытно, что ни в тот, ни в последующие дни я не видел, чтобы кто-нибудь купался возле моего маленького квадратного домика, хотя изогнутый берег включал в себя широкий пляж, еще более привлекательный, чем в городке, где пловцов и ныряльщиков было хоть отбавляй. Я предположил, что виной всему – расстояние до города, уже помянутое мной, и отсутствие поблизости других домов. Почему этот участок остался незастроенным – я не представлял, но по факту больше всего человеческих жилищ, глазами-окнами обращенных к океану, стояло на северном побережье.
Я плавал до полудня, а позже, отдохнув, отправился в маленький Элстон-таун. Ночь скрыла океан от меня, когда я добрался, и в тусклом освещении улиц меня встретила жизнь, даже не осознававшая, похоже, что огромная и окутанная мраком стихия лежит так близко. Девушки с агрессивным макияжем и в купальниках с блестками, скучающие мужчины, большинство из которых были уже в возрасте, – все они казались мне куколками в театре марионеток, который кто-то зачем-то поставил на краю океанской пропасти. Они не видели, а может, и не хотели видеть, что простерлось кругом них и над ними, в необъятном величии темных вод и звездного неба. Покидая Элстонтаун, я подсвечивал себе дорогу фонариком, шагая словно бы среди бесконечной пустоты. В отсутствие луны луч электрического света давал сплошную полосу поперек стен беспокойного шумного прилива. Я ощущал себя ничтожно маленьким, с волнением направляя этот тонкий лучик на царство, огромное само по себе, но отмечающее лишь границу темных земных недр. Глубокая ночь, в которой, охваченные теменью, одиноко плутали невидимые глазу корабли, роптала вдалеке, точно возмущенный сброд.