И под рогатым убывающим месяцем впервые явлен мне был Город. Погруженный в тишь и дрему, он лежал на странном плато во впадине меж гор, названия которых я не знал. Стены и башни, колонны, купола и мостовые – все в том Городе было выполнено из бледного мрамора. На мраморных улицах высились мраморные столпы и изваяния бородатых суровых мужей. Теплый воздух был неподвижен. А над Городом, близко к зениту, застыла стражницей Полярная звезда. Я смотрел на Город долго, но день в него все никак не приходил; лишь когда прополз четверть своего полного хода Альдебаран, задевая брюхом горизонт, я начал различать движение на улицах; осветились окна в домах. Люди в странных одеяниях предстали пред моим взглядом, и в душе зародилось некое узнавание. В свете рогатого месяца протекала их жизнь. Они вели пространные разговоры на языке, который был мне понятен – и при том не похож ни на один из ведомых языков. Уж половина хода была преодолена Альдебараном – и тогда Город сызнова погрузился в тишь и темень.
Пробудившись, я перестал быть самим собой. Память моя отдалась всецело во власть образа того Города, а дух стал томиться смутным чувством узнавания – чувством совершенно необъяснимой природы. После этого в облачные ночи, одни лишь могущие даровать мне сон, я видел Город часто – летней порой он являлся мне под палящими лучами солнца, которое не садилось, а лишь низко ходило кругами над горизонтом. Но не избежать было и ясных ночей, когда взгляд Полярной звезды был особо насмешлив и зловреден.
Время шло, и я начал размышлять, как же связан я с этим Городом на странном плато меж неизвестных гор. Поначалу я был лишь вездесущим бестелесным зрителем его жизни, но позже мне страстно захотелось влиться в нее, предложить и свою мысль к обсуждению бородатых мужей на главной площади, коснуться пальцами глади белого мрамора. Я разуверился в том, что Город был лишь плодом сна, – разве более реальной была та, другая жизнь в краснокаменной громаде у угрюмой топи и кладбищенского пригорка, в лазарете, где в окно моей палаты, выходящее на север, еженощно направляла взор Полярная звезда?
Слушая одной ночью ораторов на главной площади в оцеплении мраморных статуй, я вдруг понял, что изменился. Я больше не был чужим для улиц Олатоэ, города на Саркисском плато, что высится меж пиков Нотон и Кадифонек. Выступал мой друг Алос, и речь его восхищала, ибо очевидным становилось, что говорит человек высоких помыслов и истинной приверженности своей отчизне. Этой ночью в Город принесли весть о падении Дайкоса и наступлении Инутов, этих жестоких низкорослых кочевников, пять лет назад пришедших с западной неизведанной стороны, теснящих границы нашего королевства Ломар и начавших занимать наши города один за другим. Укрепив свои позиции у подножия гор, они пошли в поход на плато, хоть и каждый наш гражданин готов был биться с ними за десятерых. Но Инуты, эти коварные карлики, были сведомы в ратном искусстве, и им была неведома честь, что удерживала наше ломарское высокое и сероглазое племя от безжалостных сеч.
Алос, друг мой, командовал всеми силами плато. Он был последней надеждой нашего мира и ныне призывал жителей Олатоэ, храбрейших во всем королевстве Ломар, встретить довлеющую над нами угрозу подобно славным предкам, что бились в снежных пустошах с длиннорукими каннибалами Гнофхе, восставшими из обледенелых пещер, в которых никто не осмеливался и заподозрить жизнь. Моим попыткам присоединиться к воинским отрядам Алос противился, поскольку был я немощен и лишался чувств при физическом и нервном напряжении. Но не было на всем плато мужа зорче меня – остроту моих глаз не притупили даже долгие часы изучения Пнакотикских манускриптов и Свода Зобнийских Отцов. И потому Алос, не желая мне гибели в бою, возложил на меня не меньшую по важности обязанность – назначил соглядатаем и послал к сторожевой башне Тапнен. Вздумай Инуты вкрасться в цитадель по узкому проходу за пиком Нотон, не смогли б застать нас врасплох – ибо не укрылись бы от моего взора. Лишь завидев врага, я разожгу предупредительный костер, спася Олатоэ от падения.
Один взошел я на башню, объятый болезненным возбуждением и утомлением. Сон не приходил ко мне несколько ночей подряд, но намерения были тверды, ибо я любил и родное королевство Ломар, и мраморный город на плато меж гор.
Очутившись на последнем этаже башни, я узрел зловещий рогатый серп уходящего месяца, плывущий над укутанной дрожащими парами долиной Баноф. Через пробой в крыше на меня глядела бледная Полярная звезда – лучи ее света сверкали и извивались, подобно живым, и каждая переливчатая вспышка была подобна надменной, искусительной улыбке. И чем дольше я глядел на нее, тем сильнее мне казалось, что ее свет обволакивает меня и тянет в пучину предательской сонливости, а нежный ее голос нашептывает ритмически обещание-проклятие, снова и снова: