Ночной океан

Ситуация переломилась в конце мая. Предвестники перемен – присланная Сюраме бандероль с алжирским почтовым штемпелем, источавшая причудливую вонь, и редкая для Калифорнии ночная гроза, грянувшая в ту ночь, когда зловещий препаратор неистовее обычного распевал свои монотонные мантры за запертой подвальной дверью, – не укрылись от внимания Георгины. Собирая утром цветы в саду, она приметила брата в библиотеке. Альфред в необычно бодром расположении духа метался от полки к полке, облаченный в халат. Поспешив расставить по вазам цветы, Георгина помчалась в библиотеку, но брата там уже не было – судя по всему, он ушел работать в клинику. Понимая, что, если ее предположение верное, ждать его к завтраку бесполезно, она поела одна и оставила небольшую порцию на очаге, чтобы быстро разогреть в случае, если он все же улучит минутку и вернется подкрепиться. Но Альфред, верный себе, не снисходил до дел земных и не вел счет времени. Он не вернулся и к самой ночи, видимо, всецело поглощенный новым длительным экспериментом. Георгине не хотелось отправляться на покой, не поговорив с братом о его неожиданном выздоровлении, но в конце концов она поняла, что ждать бесполезно, написала ему записку, положила ее на стол в библиотеке и возвратилась в спальню. Ворочаясь без сна, она услышала, как входную дверь кто-то открыл, а потом аккуратно затворил. Выходит, эксперимент продолжался всю ночь. Желая убедиться, что брат хотя бы поужинал, Георгина поднялась с кровати, наскоро оделась и спустилась по лестнице к библиотеке.

Из-за неплотно прикрытой двери доносились два мужских голоса. Один, несомненно, принадлежал Сюраме, другой – доктору. Георгина решила дождаться ухода ассистента, да тот уходить не торопился – тема явно располагала к обстоятельному разговору. У нее не было ни малейшего желания подслушивать, но невольно она улавливала то одну, то другую фразу – и, даже будучи вырванными из контекста, фразы эти изрядно встревожили ее.

– Что ж, – произнес Альфред резким, нервным голосом, – весь экспериментальный материал почти исчерпан. Животных нам к сроку не достать – сам знаешь бессмысленность и запутанность этой волокиты! Пора уже смириться с тем, что нужен человеческий материал…

– Не торопись! – властно прервал его Сюрама. – Ты ученый, а ведешь себя как блажное дитя! Проживи ты столько же, сколько я, давно бы уже понял, что лишний час, неделя, месяц – ничто пред лицом вечности. Животных в клетках хватит на недельный промежуток, если обойтись без спешки. Используй то, чем уже располагаешь, в конце концов.

– Вот только избавь меня от этого твоего рассудочного прагматизма! – последовал ответ, резкий и грубый. – Я руководствуюсь иными взглядами! Мне нужны слуги – в том составе, в котором сейчас. А тебе и вовсе лучше не забывать, что они хитры и носят с собой ножи…

Сюрама тихо рассмеялся.

– Вот уж об этом я не пекусь. Этим тварям нужно есть – ведь так? Я смогу организовать тебе одного… когда придет время. Но помни: мальчишка умер, из Сан-Квентина тебя выгнали, и прежней оперативности в этом вопросе не жди. Начать я советую с Тсампы – пользы с него никакой, да и потом…

Георгина, отказываясь слушать дальше и чувствуя себя не вполне хорошо, взбежала по лестнице обратно в свою комнату. Сюрама, этот зловещий фанатик, втянул ее брата в некий в высшей степени преступный план. И если упомянутые им смерти – не вымысел… Не надеясь заснуть, она приготовилась к безумно долгой, полной волнений ночи, но усталость взяла свое, и до самого утра Георгина спала без сновидений – впрочем, покой ее был тревожным и неглубоким.

Утром краски тревоги поблекли, и девушка решила, что, должно быть, не вполне верно трактовала услышанное. Кто угодно, но не Альфред Скайлер Клэрендон рискнет преступить этические законы медицины и ставить опасные опыты на людях. О подслушанном разговоре она не обмолвилась ни словом, опасаясь, что брат поднимет на смех ее нелепые подозрения.

Спустившись к завтраку, она снова не застала его – уже второе утро кряду осталось без поздравлений с возобновлением работ. Съев завтрак, приготовленный Маргарет, служанкой мексиканских кровей, Георгина неприкаянно присела к окну. Свет хмурого утра привечал опустевшие клетки с животными. Экспериментальный материал закончился, рвы с негашеной известью приняли в себя последние останки. Ей всегда было жаль этих бессловесных жертв научных потуг человечества, но она не уставала напоминать себе, что процесс идет исключительно во благо страждущих и больных.

Георгина сидела довольно долго, в странном забытьи прижав пылающий лоб к стеклу, пока ее не пробудил трескучий выстрел, донесшийся со двора. Она взволнованно поискала глазами источник звука.