Мною овладело смешанное чувство бессильного гнева и разочарования. Терпение и хладнокровие стали уступать место иным чувствам, не делающим чести исследователю.
В два часа дня, ощущая, как тают надежды на высвобождение, я продолжал блуждать в переходах невидимого здания, отмечая все перемещения на схеме, сверяя путь с двумя имеющимися ориентирами:
Неожиданно у меня созрело решение попробовать прорыть подземный ход под одной из стен при помощи ножа. Я не располагал никаким средством, чтобы определить глубину фундамента, но вязко-текучая грязь кругом доказывала, на мой взгляд, отсутствие какой-либо другой почвы, кроме земляного слоя.
Широким острым лезвием мачете я судорожно принялся рыхлить землю. На глубине приблизительно пятнадцати сантиметров жижистый пласт вдруг сменился более твердым. Оказалось, что этот слой отличается и по цвету, напоминая сероватую глину вроде той, которую в избытке находят возле Северного полюса Венеры. По мере того как я продолжал свою работу, почва становилась все тверже. Жидкая грязь заполнила вырытую мной лунку. Но если получится прокопать лаз, она не помешает мне пролезть по проходу под стеной.
На глубине около метра почва стала настолько твердой, что лезвие ножа отскакивало от нее. Отлетающие кусочки по плотности не уступали ни камням, ни металлу. В своей многолетней практике мне никогда не доводилось встречаться с подобным видом породы. Вскоре я бросил бесполезную и трудоемкую работу, отнявшую у меня час ценного времени, много силы и энергии. Пришлось съесть дополнительно питательную таблетку и заменить расходную кассету в респираторе. Прекратил прощупывание стен – ощущал себя донельзя изнуренным, попросту не мог сделать ни единого шага.
Очистив себя от грязи, я сел спиной к трупу, опершись на невидимую стену, чтобы продолжить заполнение дневника. Тело бедняги Дуайта превратилось в кишащую живую массу ползающих и летающих паразитов. Зловонный запах разложения начинал привлекать шустрых акманов из чащи. Я заметил, как стелющийся по равнине ползун-эфже тянет свои филеры-некрофаги к мертвому телу, но усомнился, что он сможет достать до трупа: придатки не были особенно длинными, растению еще расти и расти. Очень хотелось, чтобы хищные животные – скажем, плотоядные скораги – учуяли мой человеческий запах и пришли сюда за добычей. Это дало бы мне добавочный ориентир: я мог запомнить примерный маршрут их передвижения в застенках. Лучемет, в случае чего, спасет меня от представителей здешней флоры и фауны. Вот бы было здорово!
Вскоре я почувствовал себя отдохнувшим и вполне способным возобновить поиски, прощупывая, словно слепой, невидимые для глаз стены здания-ловушки. Я возвращусь в центральную комнату, изучу новый коридор справа от трупа. Верю, судьба улыбнется мне, и до наступления ночи я выйду из этого плена.
Новая беда. Мой побег будет делом чрезвычайно трудным – обнаружились подводные камни, о которых я и не подозревал. Еще одна ночь здесь, в грязи, и завтра – решающая схватка. Я прервал свой отдых и к четырем часам снова встал и пошел ощупью. Примерно через пятнадцать минут я добрался до центральной залы и сдвинул каску, чтобы отметить последний из трех возможных дверных проемов. Пройдя через то отверстие, я отметил все большее количество совпадений с моим старым планом; но менее чем через пять минут остановился, застигнутый зрелищем, которое потрясло меня больше, чем я могу описать.
Группа из четырех или пяти отвратительных рептилоидов появилась из чащи далеко на равнине. Я не мог разглядеть их всех отчетливо на таком расстоянии, но, кажется, они остановились и повернулись к деревьям, призывно жестикулируя, после чего их ополчение пополнила еще целая дюжина особей. Теперь уже немалый числом отряд начал двигаться прямо к невидимому зданию, и по мере их приближения я внимательно изучал их. Никогда раньше не видел вблизи того, что находилось за завесами мглистых теней джунглей!
Их сходство с рептилиями было ощутимым, хотя я знал, что оно лишь кажущееся, поскольку у этих существ нет ничего общего с земной биологией. Вблизи их можно было принять и за развитых амфибий из-за плати-цефалических уплощенных черепов и зеленой слизистой (так и хотелось сказать – лягушачьей) кожи. Твари ходили прямо на своих странных коротких ногах, заканчивающихся чем-то наподобие присосок, издающих странные звуки в грязи. Это были средние особи, около семи футов ростом, с четырьмя длинными веревкообразными грудными придатками. Движения этих придатков – если теории Фогга, Экберга и Дженет верны, в чем я раньше сомневался, но теперь был готов принять на веру – указывали на то, что эти существа оживленно беседовали.