Ночной океан

Но ужас настиг-таки меня – подобный во многом тому, что я испытал при самом первом взгляде на смертную пустынную долину и Безымянный Город под холодной луной; забыв про усталость, я резко распрямился, глядя на черный тоннель, ведущий назад к внешнему миру. Мной завладело то же предчувствие, как и в те ночи, когда я сторонился стен Города, – никак не дающее покоя, неизъяснимое. Звук, нарушивший вдруг тишину подземного королевства, поверг меня в потрясение. Стон, протяжный и неизбывный, шел оттуда, из прохода, в который я вглядывался, – становясь все громче, покуда эхо не зазвенело под сводами; и крепнущий натиск стылого ветра, струившегося сверху, протяжно вторил ему. Должно быть, прохлада эта омыла мой рассудок оздоровляющей волной, ибо мне припомнилось, как созерцал я самумы, вздымавшие песок над руинами города; и осознал я, что именно ветер привел меня ко входу в подземелье. Взглянув на часы, я понял, что близок рассвет, и приготовился выдержать лихой нисходящий порыв, ночью с тем же неистовством рвавшийся наружу. Тревоги растаяли, и это было вполне объяснимо: мои размышления над неизвестным феноменом прервал всплеск природной стихии.

Ныне ветер серчал, задувал все сильнее, посылая возмущенный крик в недра низинного мира. Порывы становились такими сильными, что я, страшась быть снесенным в светящуюся пропасть, вцепился в каменные стены, пораженный яростью нежданно нагрянувшей стихии. Злой вихрь не оставлял надежд на спасение, и волей-неволей я снова поставил себя на место того мифического персонажа на фреске – человека, спустившегося сюда лишь для того, чтобы пасть от руки озлобленных на всё и вся детей подземелья. Шквал, терзавший меня будто бы когтями, завывал уже почти злорадно, мстительно-отрешенно, но уже – не чудится ли мне? – бессильно. Мне кажется, я кричал от страха, брошенный на край пропасти… но даже если это так, крики мои заглушили тогда стенания незримых призраков, влекомых ветром навстречу мне по подземным коридорам. Я пробовал было уползти, податься против течения, но быстро удостоверился в бесплодности этих попыток. В страхе и безумном желании обратиться к этому вихрю на равных я начал взывать к нему строками юродивого поэта-араба, Абдуллы аль-Хазреда, строками о природе Безымянного Города и многих-многих других нечестивых вещей под стать ему:

Не мертв, кого навек объяла тьма.В пучине лет умрет и смерть сама.

Лишь мрачным богам пустыни ведома истинная природа того, что приключилось со мной в темноте; лишь им ведом облик тех, кто возвратил меня к жизни, до конца которой мне суждено содрогаться от воспоминаний, что подступают ко мне с первыми завываниями ночного ветра; воспоминаний, не дающих спокойно спать по ночам.

Как я и сказал, гнев вихря был сродни адскому проклятью, и в завываниях его будто слышались гневные выкрики давным-давно свергнутых божеств – мне чудилось, что я даже различаю отдельные слова, осмысленные фразы в том вое, восстающем из утробы древних гробниц подо мной. И когда я обернулся, над светящейся бездной видны мне стали те, кого не мог я углядеть в сумраке тоннеля: стремительная кавалькада богато разодетых бесплотных бесов, давно погибших здесь и ставших снедаемыми ненавистью призраками, выражавшими гнев свой самумами и ветрами, – рептильный, льнущий к земле народ Безымянного Города!

Когда призрачный вихрь утих, меня швырнуло навстречу зловещей тьме земного чрева – за последней из тварей с лязгом затворилась великая бронзовая дверь, и оглушительный лязг ее петель возносился все выше, посылая приветствие Солнцу, подобно колоссам Мемнона на нильских берегах.

Курган[16]

I

Прошло совсем немного времени с тех пор, как развеялась дымка таинственности, некогда окутывавшая западноамериканские земли. Такое положение вещей, на мой взгляд, весьма обусловлено тем, что сама по себе американская цивилизация еще слишком юная: современная археология продолжает открывать новые и новые страницы жизни, которая возникала и приходила в упадок среди бескрайних прерий и горных пиков. Расы приходили и уходили, достигали могущества и необъяснимо исчезали на этом континенте задолго до начала истории. Когда испанские конкистадоры сошли на берега Мексики, их встретили сказочные города ацтеков и инков – увы, лишь жалкие тени прежних цивилизаций, канувших в небытие.