Едва ли кто из нас всерьез задумывался о прошлом селения Пуэбло, возраст которого, по самым скромным подсчетам, близок к трем тысячелетиям. Мы как должное принимаем вердикт ученых-археологов, относящих первобытную культуру на территории Мексики к семнадцатому или восемнадцатому тысячелетию до Рождества Христова. До нас доходят слухи и о более древних цивилизациях, о пещерных городах, обитатели которых были современниками давно исчезнувших с лица земли животных; о племенах троглодитов, единственным материальным свидетельством существования коих являются случайные находки костяных остовов и нехитрых орудий. Увы, новизна восприятия тешит человеческое воображение недолго. Давно ясно, что европейцы гораздо лучше американцев улавливают самый дух незапамятной древности и отчетливее воспринимают глубинный ток жизни. Всего пару лет назад мне довелось читать работу одного британского этнографа, так описавшего штат Аризона: «…туманный край, полный легенд и седых преданий… тем более притягательный вследствие своей неизведанности – древний край застывшего времени».
И все же, несмотря на это распространенное мнение, я совершенно уверен, что гораздо глубже любого европейца постигаю ошеломляющую, не выразимую словами древность западных земель. Уверенность во многом проистекает из случая, происшедшего со мной в 1928 году: я с радостью приписал бы его воображению, однако до сих пор не могу предать забвению – столь сильный след он оставил в памяти.
Это произошло в Оклахоме, куда меня привели этнографические исследования; в лесных дебрях этого штата мне и раньше приходилось сталкиваться с весьма странными, трудно поддающимися объяснению явлениями. Прошу вас, не заблуждайтесь: Оклахома до сих пор остается форпостом на границе освоенных и пионерских земель. Здесь обитают древние племена, сохранившие свои предания и обычаи; сердце тревожно замирает, когда над притихшими осенними равнинами разносится беспрерывное эхо тамтамов. Я белый, родился и вырос на восточном побережье, но не стану скрывать, что и по сей день меня повергают в трепет призывы к Отцу Змей, Йигу. Я слишком многое повидал и узнал, чтобы предаваться пустому тщеславию, выдавая себя за «умудренного опытом» ценителя магических преданий.
В Оклахому я приехал, чтобы на месте проследить и сравнить с уже известными одну из многочисленных историй о призраках, бытующую среди тамошних белых поселенцев. Заметное индейское влияние, отличавшее эту историю, побуждало меня предположить, что она имеет и совершенно индейский источник. Признаться, эти передаваемые по вечерам у походного костра повествования о загробных видениях были весьма любопытны. И хотя в изложении белых людей они звучали просто и безыскусно, для посвященного уха была очевидна их связь с отдаленными и туманнейшими областями мифологии аборигенов. Практически все истории были связаны с огромным курганом в западной части штата. Его искусственное происхождение, не вызывавшее сомнений и у скептиков, придавало темный колорит местному фольклору.
Первый получивший наибольшую известность случай произошел в 1892 году, когда окружной шериф Джон Уиллис, преследуя банду конокрадов, отправился к кургану и вернулся оттуда с невероятным рассказом о сражении невидимок, свидетелем которого он стал той ночью. По его словам, воздух сотрясался от лязга доспехов и грохота копыт; шум от падения конских и человеческих тел тонул в яростном боевом кличе всадников. Все происходило при лунном свете, и как сам шериф, так и его конь были сильно испуганы. Звуки сражения не затихали почти час – отчетливые, но слегка приглушенные, словно доносимые издалека ветром. Сами армии оставались невидимыми при этом. Позже Уиллис выяснил, что источником загадочных шумов был курган, равно избегаемый индейцами и белыми колонистами. Многие свидетельствовали, что видели в небе фигуры сражающихся всадников, слышали скрежет стали и крики. Поселенцы были склонны считать призрачных бойцов индейцами, хотя и затруднялись назвать какое-то конкретное племя, смущенные необычным видом доспехов и оружия. Кое-кто даже утверждал, что и кони выглядели не совсем как кони.
В свою очередь и индейцы без особой охоты признавали в призраках своих предков и в беседах называли их не иначе как «Они», «Незапамятные» или «Подземные». Казалось, к их уважению примешивался страх, не допускавший обращения к этой теме всуе. Никому из этнографов не удалось склонить местных рассказчиков к описанию облика странных существ: вполне вероятно, что никто и не разглядывал их толком. У индейцев существовало несколько поговорок, связанных с этими явлениями и звучащих приблизительно так: «Чем древнее муж, тем более могуч его дух», «Годы порождают могущество: тот, кто древнее времен и велик духом, да сольется с собственной тенью».