Покорно устремив на собеседника взор, Замакона обнаружил, что начинает постигать некую информацию. Подземные жители, узнал он, общаются теперь исключительно посредством передачи мыслей, хотя прежде у них был звуко-буквенный язык, который сохранен для письма и праздничных церемоний. Чтобы принять послание, нужно сосредоточиться на глазах собеседника; чтобы ответить, достаточно представить мысленный образ того, что собираешься рассказать, и передать его взглядом. Передавший мысли замолчал, очевидно, приглашая попробовать, но Замакона безуспешно старался исполнить его советы. Ясность с грехом пополам была внесена, когда он принялся рассказывать о себе и о своей миссии жестами. Указав вверх, он смежил веки и сделал несколько волнообразных движений, изображая ползущего в туннеле; затем открыл глаза и, указывая на оставленный за спиной холм, пальцами изобразил спускающегося по склону человека. Наудачу он даже прибавил пару слов к своим жестам – один раз, тыча себе в грудь, затем в незнакомца, произнес «un hombre», «человек»; после, указывая только на себя, тщательно проговорил собственное имя: «Панфил де Замакона».
Странная беседа продолжалась. Он начал понимать, как следует концентрировать и передавать взглядом мысли, а попутно усвоил несколько десятков слов из местного звукового языка. Пришельцы в свою очередь заинтересовались испанским. Их древний язык не походил ни на один из языков, которые приходилось слышать испанцу, хотя позже в рукописи он пытается доказать его отдаленное родство с ацтекским. При этом он, правда, не определяет характера взаимодействия языков, так что остается лишь догадываться о природе родства: то ли в ацтекском преобладают древние заимствования, то ли он сам – вырожденный субстрат древнего языка. Подземный мир, как узнал Замакона, носит древнее название, которое рукопись воспроизводит как «Ксинйан», но которое – из последующих сносок автора и его объяснений – для англосаксонского слуха адекватнее передается через фонетическую транскрипцию «Кн’йан».
Неудивительно, что предварительный обмен мыслями ограничивался наиболее существенными понятиями, но и эти понятия были крайне важными. Замакона узнал, что люди Кн’йана представляют собой бесконечно древнюю расу, прибывшую из отдаленных глубин космоса, из мира, где физические условия очень похожи на земные. Теперь все это, разумеется, обратилось в легенду; и никто бы не поручился, насколько она правдива и сколь велико поклонение подземных жителей перед спрутообразным Ктулху, который, по одному из мифов, перенес их на Землю – и которого они до сих пор чтили по эстетическим причинам. Однако им было известно о существовании верхнего мира, и именно их предки дали начало всем земным расам, как только поверхность планеты стала пригодна для жизни. Меж ледниковых эпох они создали ряд мощных цивилизаций, примечательнейшая из которых освоила Южный полюс.
В незапамятном прошлом большая часть верхнего мира погрузилась в океанскую пучину, и лишь немногие уцелевшие сохранили воспоминания о стране Кн’йан. Вне всякого сомнения, причиной катастрофы стал гнев звездных богов, одинаково враждебных и к человеческой расе, и к ее патриархам. Туманные слухи поведали, что первыми под водой исчезли города самих богов вместе с Великим Ктулху, который и по сей день лежит, скованный сном, в подводных гротах неприступной крепости Р'льех. Поверхность планеты стала непригодна для жизни людей, и постепенно сложилось убеждение, что те, кто остался наверху, сохранили жизнь ценой измены в пользу злобных богов звезд. Связь с верхним миром прервалась. Подземные входы к Кн’йану были замурованы или охранялись стражниками, а всех нарушителей границ рассматривали как вражеских лазутчиков.